is>
Ратный воевода Ремунас из Городненского замка в Принеманье пробирался в свои края после разгромного поражения войска великого князя литовского Витовта на реке Ворскле, которое нанесли ему ордынцы. Он до сих пор не мог поверить в то, что остался жив, – чудом, не иначе. От его большого отряда живыми уцелело после резни всего четыре человека, и они ехали сейчас рядом с ним, понурые и усталые. Да и сам он держался из последних сил. То, что пришлось пережить, было не просто страшно, это было хуже любого ночного кошмара. Такой чудовищной бойни он и припомнить не мог. А ведь много раз ходил в битвы со своим князем. Случалось, было трудно, в сражениях легко не бывает, но обычно они возвращались с победой. Городно было вотчиной князя Витовта, полученной им от отца, и биться с врагами им приходилось часто.
Эти земли испокон веков были неспокойными, и воевать здесь приходилось постоянно. То татары рушили город, то дружина князя Данилы Галицкого его осаждала, а потом и вовсе крестоносцы на него насели. Княжество-то на самой границе Литвы с Тевтонским орденом раскинулось, а Городненский замок как раз на пути крестоносцев лежал. Вот они и осаждали его каждый раз, как на литвинов наступали в ходе войн бесконечных. А однажды, как рассказывал его отец, лет тридцать или более тому назад, рыцари Ливонского ордена вознамерились овладеть Городненским замком, который крепко стоял на берегу Немана. Собрали они рыцарское воинство чуть не со всей Европы, даже англичане со своего острова приплыли, и уже предвкушали победу, двинувшись на город огромной лавиной, однако остались ни с чем – замок взять так и не смогли.
А потом великий князь литовский Кейстут еще укрепил город и замок, получив их в свое вотчинное владение, которое со временем передал сыну. Витовт жил в замке с семьей, когда был удельным князем Городненским. А потом, надев великокняжескую корону, он присоединил Городненское княжество к Трокскому, а Городно сделал своей второй столицей, поставив здесь каменный замок вместо деревянного. И посадил своего наместника управлять делами крепости и прилежащих к ней земель. Как раз Алджимантас, его, Ремунаса, отец и был ныне наместником в городе. И именно туда стремился попасть их маленький отряд.
Какой же трудный путь они преодолели. Оказавшись в стороне от основного направления, по которому преследовали конники матерого волка темника Едигея и молодого хана Тимур-Кутлуга остатки разбитого княжеского воинства, побивая безжалостно всех, кого могли догнать, они двинулись на запад и только за Житомиром повернули на север. Долгой и трудной была дорога, когда их маленькому отряду приходилось пробираться нехожеными тропами, опасаясь столкновения с недругом более сильным. Да еще рана Гиндараса их в пути задержала. Вроде бы и ранение не сильное, а лихорадка началась, думали, не выдюжит мужик. Едва отходили, да и то с помощью бабки старой в каком-то селе захудалом. Она травами его на ноги поставила, хорошо в них разбирается. Теперь-то они уже совсем на своей земле. Вот и Городненская пуща начинается, знатные леса, а главное, свои, знакомые места. Можно немного дух перевести.
Отряд остановился на отдых. Развели костер, напоили и пустили попастись коней. Потом, не отходя далеко от лагеря – дичи-то тут много, – набили зверья и принялись готовить себе еду. Как хорошо было поесть горячего и свежего. Не хватало только хлеба, да и выпить чего покрепче не помешало бы. Но это уж дома, до которого от силы два дня неспешного пути. Потом устроились у костра передохнуть немного. Вспомнили опять ту битву жестокую, когда их загнали в реку и насели с двух сторон галдящие и отчаянно злые узкоглазые воины на быстрых выносливых лошадях. Вспомнили товарищей, что остались лежать на берегу тихой речки Ворсклы, кто целым, а кто и на куски порубанным.
Разговор на время затих, и вдруг Арнас насторожился, а потом коршуном бросился в кусты. Через пару минут он выволок из леса кого-то, похожего на человека, и поставил его перед своими спутниками. Те смотрели с удивлением. Перед ними был мальчишка лет четырнадцати, не больше, худой, оборванный и грязный до крайности.
– Он хотел стащить остатки нашей еды, – дал объяснение Арнас, – хорошо, что я услышал, как он подбирается из-за густого подлеска.
– Ты кто? – спросил мальчишку Ремунас.
– Бориска я, – нехотя ответил тот, глядя на воеводу исподлобья.
– Ишь ты, Бориска, – удивился тот. – А чего в нашей земле делаешь? И зачем еду нашу своровать хотел?
– Так я не себе, мальцу, он совсем отощал, бедный. Вот-вот Богу душу отдаст. А хозяйка моя и так в горе большом. Мужа у нее убили, замок порушили, а теперь вот сынок еле живой от голода, да и сама от ветра качается.
– И кто же вас так? – не унимался Ремунас.
– Так татары эти проклятые. Наш князь Иван Борисович на битву с ними ушел и дружину с собой увел – никто не вернулся. А в замке княжич молодой остался с малой дружиной. Когда татары к замку подошли, княжич женку свою Любаву, хозяйку мою, с сыном малым через подземный ход с другими бабами выпустил, а сам оборонять замок остался. Хотя как его оборонишь, когда набежники эти тучей налетели.
Мальчишка замолчал, сопя. Видно, не хотел слезы взрослым мужикам показывать, а сдержаться не мог.
– Ну