в то время училась девочка. Со способностями журналиста. Она возглавляла свою факультетскую газету и активно печаталась в «Учителе». Словом, молодец. И вот она стала непосредственным свидетелем неблаговидного конкурса. Она не просто устно возмутилась (хотя, наверное, тогда, в зале, и произносила какие-то слова, придя в праведное негодование). Она не потребовала прекращения безобразия (так ведь и никто этого не требовал!). Она поступила как высококвалифицированный папарацци: просто написала в свою факультетскую газету заметку с весьма говорящим названием. Причём моих студентов она назвала по имени, а других упоминала индифферентно – студенты (или первокурсники).
Сказать, что у меня был шок – ничего не сказать. Мысли извивались перепутанными телефонными проводами (сейчас бы сказали компьютерными): мои студенты!.. в газете… что за бестолковость у нынешней молодёжи?.. надо беседу провести, а всех будущих первокурсников инструктировать… зачем она это написала?.. вроде бы ведь тоже студентка…
Для начала я поговорила с ребятами. Но они сразу, в тот же вечер, поняли, что зря ввязались в эту авантюру. Поэтому мы все успокоились. И только где-то на периферии сознания у меня ворочалась мысль: вроде бы там все студенты были, как бы «все свои», зачем вытаскивать наружу неприглядность? Одним словом, я считала, что мои студенты – да, виноваты. Но в глупости и невоспитанности. А вот мотивы девочки-журналистки я понять не могла. Борьба за нравственность? Так она эта борьба какая-то пассивная: в актуальное время не возразила, а постфактум – обнародовала. Охота за жареным? Но ведь вроде свои ребята, подойди – скажи о своём мнении, а чего ж втихомолку готовить «удар под дых»? Позже я сравнила этот поступок как «подглядывание в замочную скважину».
Признаться, я думала, что этим всё и ограничиться. А теперь представьте, что я ощутила, когда эту же заметку с теми же словами, именами и заголовком я прочитала в очередном номере вузовской газеты «Учитель».
Первый вопрос – зачем? Вроде бы формат газеты далёк от желтизны. Зачем писать об этом? Что – больше нечего?
Я позвонила редактору (мы были знакомы). Задала все возникшие вопросы. По неопытности и сгоряча привела некоторые факты, на мой взгляд, не дающие права той девочке писать такое о студентах другого факультета. Вроде бы мы с редактором не то чтобы договорились, но я посчитала, что тема исчерпана. И вот в следующем номере «Учителя» появилась статья «Матфак обиделся», в которой приводился наш разговор, – который я считала приватным! – с искажением вкладываемого мною смысла.
Вот это был не слабый удар!
Я переживала неделю, после чего зареклась иметь дело с газетами и журналистами вообще, и «Учителем» с его редактором в частности.
Однако время шло. Старое забывалось. Мудрость и жизненный опыт накапливался. Обстоятельства требовали. Я возобновила свои публикации в «Учителе», позднее даже