время идет, а эйнхериев не прибавляется. Но потом чужак по имени Фрейер, принес замечательную мельницу, способную намолоть всего, что пожелает вращающий жернова. Глупец из Гардарики!.. Он зачем-то молол радость!.. Старик вспомнил, как украл мельницу и стал молоть богатство, ведь если есть богатство, кто-то обязательно захочет присвоить его. Люди стали сражаться, и появились павшие; среди павших непременно возникали герои – только они, а не умершие во благе, способны стать эйнхериями. А уж дальше все было совсем просто – оставалось вернуть им жизнь и научить превращаться в огромных свирепых волков, способных рвать зубами любую добычу. Тогда и валькирии перестали скучать, а принялись исполнять над полем брани свои великолепные, безумные танцы. Да, украсть мельницу было воистину мудрым решением.
Старик устремил довольный взгляд к заветному чертогу, в котором заключался весь смысл существования – там эйнхерии вечно сражались друг с другом, готовясь к Последней Битве. Копья вонзались в ставшие бессмертными тела, мечи гулко дробили шлемы и черепа, а кровь из ран поднималась выше колен бойцов и стекала по ветвям ясеня Иггдрасиль. Вот оно, обещанное блаженство – Вальхалла!.. Только по ночам звон оружия сменяется выкриками опьяневших от пива бойцов и богатырским храпом. Тогда они забывали, кто на чьей стороне бился, а поутру вновь хватались за мечи, и брат шел на брата, сын на отца… И это правильно – никто ж не знает, кого встретит среди темных полчищ Хель, ведомых Мировым Змеем и волком Ферниром.
Старик гордился своим войском, и его закрытый повязкой глаз подсказывал, что победа должна остаться за ними!.. Но почему же тогда вёльва, ведавшая будущее, прятала свои пустые глазницы и молчала? Сомнения вновь рвали сознание Старика, как его любимчик – кровожадный волк Фреки, будет рвать плоть равносильного ему, ужасного волка Фернира…»
Резкий звук ворвался в размышления Старика, но это не было сигналом к Последней Битве. Даша узнала в нем мелодию будильника, которую недавно закачала в телефон, и открыла глаза. Она чувствовала, что не выспалась; голова казалась неподъемно тяжелой, но чуждые впечатления, оставленные сном, все-таки медленно покидали сознание.
Ночью Даша понимала все, что говорил неизвестный рассказчик – даже множество непонятных слов и имен казались ей знакомыми, но, по мере того, как ухо улавливало привычные звуки, доносившиеся с кухни, все это отодвигались на второй план, потом на третий, и через несколько минут она уже помнила только, что видела какой-то страшный сон.
…Кошмары матери, блин, похоже перебрались ко мне. Попробуй, засни нормально после таких воплей… – Даша потянулась и подняв голову, увидела на столе раскрытые со вчерашнего дня учебники, – еще этот козел… Даже никакого настроения, а ведь сегодня Новый год…
– Мам! – Даша лениво повернулась на бок.
Галина Васильевна в это время допивала чай, слушая диктора, который предрекала с экрана, что к ночи ожидается долгожданное