.

море, голоса ветров шуршали, окликали. Жаль лишь, что даже во сне море было далеко и голоса – тоже.

      – Аль!

      – Недалече он, ты не страдай, – отозвался старый Челито, скрипнул стулом и зашаркал к кровати. – Выпей вот, я навел с медом, сладенько. Нелюдь твой ушел кормить лошадку. Рыжий-то, тот что навроде абордажного крюка во все впивается, науськал его вечёр: не униматься, мол, покуда своего не заполучит.

      – Вкусная вода… Зачем ты зовешь моего Альбу нелюдем, дедушка? – осторожно укорила Зоэ. – Аль хороший, он семья мне, как и ты.

      – Много ли он в жизни-то разумеет? – привычно посетовал старый моряк, принимая кубок и устраиваясь в кресле. – Неразумный, невзрослый, весь прок от него – что струны дергает да рапирой стращает мирный люд. Разумения нету. Да хоть вот нынешнее дело: учудили непокой, всех поразогнали, слуг королевских запугали… А кто нам первый благодетель? Кто славному дому хозяйка? Я-то помню всяк день и лампады в храме зажигаю: её величество поминаю, здравия испрашиваю для них. Уж спасибо им, милостивая душа, с понятием. А нелюди – что? Пустые они. Суета их бестолковая… Зазря нагнали страху, ведь под рукой самой владетельницы Атеррийской и всея Эндэры нет бед для тебя, внучка. Так и знай: токмо польза.

      – Секретаря нашли? – самый опасный вопрос Зоэ задала шепотом.

      – Сам явился, повинился, прощение обрел, – кивнул Челито, и загорелое лицо прочертили темные складки улыбки. – Всякое бывает, порт – он иной раз и святому жабры встопорщит.

      Зоэ хихикнула, представив сухого серенького секретаря в водорослях, с жабрами, да еще «встопорщенными». Воображение ловко нарисовало кабинет и умницу Бэль в строгом черном платье, и испуганного секретаря… воображение подсказало, как он без звука разевает рот, глядит мелкими глазенками на королеву, в холодном гневе более опасную, нежели любой шторм.

      Продолжая хихикать и пожимать плечами, Зоэ дождалась, пока Челито выйдет, выскользнула из-под одеяла и принялась драть костяным гребнем кудри. За время жизни во дворце, повинуясь похожему на приказ совету королевы, плясунья ни разу не укорачивала волос, и теперь они плащом укутывали тело, спускались по бедрам. Зоэ неодобрительно продрала самые длинные пряди, подозревая: еще год – и дотянутся до колен… Второй совет королевы она дерзко нарушала каждый день, если не шла плясать на площадь. То есть волосы распущенными не оставляла, сплетала в свободную косу, прихватив в середине лентой.

      – Дедушка! – крикнула Зоэ в полный голос, поправила платье и затянула на талии шаль вместо пояса. – Деда! А где Вико?

      – У королевы, тонет в море гнева, – ехидно сообщил от окна голос дона Эппе. – Н-ну, и пока он там тонет, я тут, на суше, цел и сыт, стерегу тебя.

      – Подглядываешь, – заподозрила Зоэ, подбежала к окну и раздвинула шторы, привязала их лентами, чтобы не застили вид на румяное утро и бледного, но по-прежнему неуемного Эспаду.

      – Зоэ,