Все, ишь ты, гордые пошли, а ведь это – грех…
– Как верно подмечено! И я гордым был, – сокрушенно признал Кортэ, ссыпав медь на стол и жадно вцепившись в бледную, непропеченную лепешку. Утолив первый голод и отхлебнув уксусно-кислого вина, сын тумана добавил более степенно. – Вот, одумался. Одежду отдал нищему, коня оставил, желаю приобщиться к смирению. Для такого дела надо уйти от людных мест куда подалее.
– Вот уж да, вот уж верно, – вроде бы смягчился работник, снова принимаясь за дело. – Только у нас-то как сменился в зиму настоятель, так и иссякла святость. Не ходи ты в обитель, там оружие звенит и брань сыплется, молитвенного же слова, кроткого и мирного, даже в постный день не разобрать среди хулы. Шастают, все конные, все спешат, рожи таковы – разбойников в пору пугать, многие и ряс не носят, хуже: замковому камню в своде врат не кланяются…
Обретя слушателя и начав жаловаться, ретивый праведник взялся со вкусом и детально перечислять беды обители. Кортэ вздыхал, возмущенно охал, качал головой, ужасался – а сам, не брезгуя и надкушенным, исправно подъедал с подноса все, что оставил привередливый гость.
Из слов тестомеса сделалось очевидно: в обители действительно накопились перемены, и столь значительные, что счесть их пустыми сплетнями невозможно. Было в длинном перечислении чужих грехов немало обычных жалоб, присущих, как полагал Кортэ, всем святошам. Сам нэрриха не забывал поддакивать тощему и охотно вторил о повсеместном упадке нравов и полнейшем неуважении младших к старикам – эту жалобу он помнил с первых дней пребывания в мире! За два века она не устарела и не приелась людям… Вдвоем тестомес и фальшивый паломник в мелкую мучную пыль перетерли зерно бестолковых слухов. Нашлись среди пустяков, как и бывает при внимательном переборе, и интересные сведения, их нэрриха выслушал с удвоенным вниманием: тестомес, радуясь неперечливому собеседнику, подробно пожаловался на плохой сон, невнятные голоса в ночи, упомянул и огни, время от времени горящие в темноте там, где нет ни селений, ни дорог.
Когда жалобы и домыслы начали повторяться по третьему разу без дополнений и перемен, тестомес прервал работу и принес сам, без просьбы и оплаты, парного молока для праведного паломника. Кортэ утолил жажду и решил: сливки сплетен он снял, прочее – несущественно. Выводы можно начать выстраивать и проверять. Пока ясно лишь, что никакие загадочные и приметные чужаки сегодня от самого рассвета открыто, по главной дороге, в обитель не наведывались. «Пустота» в окрестностях обители явление не разовое, подобное уже замечалось жителями и началось после смены настоятеля. И, увы, лошадей с темными гривами и хвостами у служителей много, почти все – именно такие…
– Благодарствую, – поклонился Кортэ, возвращая кувшин из-под молока. Потер затылок и задал еще один вопрос, на всякий случай. – А что за гость у вас, уж простите за назойливость? Это