он не желал, лечить от них – не собирался. Тем более Виона, чье имя до сих пор не следовало лишний раз повторять при Зоэ: малышка сразу скучнела и отворачивалась. Этого нэрриха она недавно числила частью своей семьи, и, пожалуй, до сих пор ничего не изменилось – предательство не прощают именно тем, кто не безразличен. Додумавшись до такой идеи, Кортэ сыто вздохнул, откинулся на охапку заготовленных Вионом веток, накрытых конским потником.
В небе, бархатном и чуть лоснящемся последними бликами заката, теплились лампады первых звезд. Неутомимые святые вышли на молитву, Кортэ горько усмехнулся: сегодня к тому есть особенный повод. Старик Убальдо уже высоко взобрался по ступеням своих прижизненных деяний. Хочется верить, что столь решительный человек без помех достигнет порога вышнего. И, помня заветы старого волка, следует не жалеть себя и не растрачивать на пустяки, а сразу взяться за трудную работу по твердому камню. Кортэ судорожно, морщась и постанывая, зевнул. Повернул голову и еще раз изучил смятого страхом, осунувшегося спутника.
– Я тебя прощаю, – величественно сообщил сын тумана. – Понял, огрызок? От имени всех рыжих прощаю, заодно от имени Зоэ и нашей нелепой семьи, невесть как составленной из младенцев, баранов и ублюдков. Ты всё еще часть семьи Зоэ. Это неизменно, хотя подобной доброты ты точно не стоишь. Но, раз я уперся и простил, изволь портить ночь дельными жалобами. Валяй, я весь внимание. Ты предал Оллэ?
– Зоэ имеет право презирать меня, – легко признал Вион. Наконец-то он повернул голову и глянул на Кортэ, даже попробовал улыбнуться, но губы задрожали и исказились гримасой страха. – Никому подобное не запрещено. Я охотился на Ноттэ и был прощен, я пробовал присягнуть королям Тагезы, но Изабелла не назвала это изменой. Я бросил Зоэ, хотя обещал ей защиту.
– Но ты снова прощен, – кивнул Кортэ.
– Я умолял Оллэ взять меня в обучение, на коленях стоял… – нехотя, с отчетливой болью, выдавил Вион и едва слышно продолжил: – Он прошел мимо. Я таскался за ним полгода и всем лгал, называясь учеником. Громко лгал, а он не слышал и не слушал. Мне стало казаться, что я пустое место и даже менее того. Надежды рухнули, ничего не осталось… Совсем ничего.
– Вытри сопли и говори внятно, – велел Кортэ. Хотел добавить несколько колючих замечаний, но передумал. – Ты не безнадежен, пожалуй. Ты решился сказать вслух то, о чем проще промолчать. Уже неплохо… Знаешь, я тоже предал Ноттэ и такого наворотил вместо признания вины… Ползал на коленях, напрашиваясь в ученики, а сам надеялся добыть из тайника под кроватью арбалет. Ха! Я уже привык к его трофейному эстоку, поверил сам в свое вранье о победе над сыном заката, якобы добытой в честном бою.
Вион кивнул, снова стал рассеянно глядеть в огонь и кутаться в плащ, хоронясь в тени капюшона, натянутого до самых глаз, словно душноватая сухая ночь – холодна и неприветлива. Губы кривились, гримаса делалась болезненной и даже жутковатой.
– Они