Но для того, чтобы иметь внуков, нужно сначала завести детей. А чтобы завести детей, следовало заняться любовью, то есть ей придется лежать обнаженной под Ланздауном и…
– Я рада, что вы так считаете, – поспешно проговорила Оливия. – Хотя… Мне кажется, что нам с вами еще рано думать о внуках.
– Да, разумеется. – Виконт рассмеялся. – Но о детях нам вскоре предстоит подумать.
Оливия взглянула на него с удивлением и тут же потупилась, а щеки ее окрасились жарким румянцем. Ей вдруг представилось, что обнаженный Ланздаун тянется к ней, лежащей рядом с ним в постели… И так будет до конца жизни… Боже!
Она попыталась выбросить из головы эти мысли, а потом вдруг подумала о том, что ей, возможно, напротив, следовало бы почаще представлять себе все это. Ведь наверняка ей не будет неприятно. Виконт высокий и статный. У него целы все зубы. И от него восхитительно пахнет. Да-да, если она будет почаще думать об этом, то сможет успешно подготовиться к неизбежному. И конечно же, она будет принимать его ласки с радостью. Когда-нибудь…
Подняв голову, Оливия увидела, что жених пристально смотрел на нее. И она вдруг поняла, что он представлял себе то же самое, – она была в этом уверена. Да-да, Ланздаун хотел ее… И он, возможно, подумал, что румянец на ее щеках означал стыдливость и смущение. И, очевидно, решил, что потребуется деликатно обучать ее тонкостям любовных отношений.
Ах, если бы он только знал…
Сообразив, что молчать больше нельзя, Оливия проговорила:
– В порядке взаимных откровений о прошлом мне, наверное, следовало бы спросить вас кое о чем… Интересно, оставили ли вы след из разбитых сердец на своем пути к браку? И если так, то каким же образом вам удавалось не попадать в газеты? Моя семья, похоже, не способна этого добиться…
Ланздаун в удивлении вскинул брови, после чего положил щипчиками кусочек сахара себе в чашку и принялся его размешивать. Поскольку делал он это довольно долго, так что стало понятно: собирался с мыслями и, следовательно, хотел в чем-то признаться.
Наконец, сделав глоток чаю, виконт откинулся на спинку стула и со вздохом проговорил:
– Ладно, хорошо. В общем… Я знал леди Эмили Хауэлл с детства. Очаровательная девочка, очень добрая, и я искренне восхищался ею. Наши семьи считали, что когда-нибудь мы с ней обручимся. Я тоже так думал. А потом… я встретил вас. Слово «вас» он произнес пылко, с оттенком тревоги и печали. И казалось, что она, Оливия, была предназначена ему самой судьбой, так что у него, мол, просто не было выбора.
Однако Оливии казалось, что Ланздаун рассматривает ее как своего рода приз. Богатый и всеми уважаемый виконт – он был немного старше ее – решил добиться якобы недоступной Оливии Эверси. А их помолвка вряд ли могла превратиться в легенду, что вполне его устраивало. Но ее, Оливию, тоже все устраивало – ведь Ланздаун очень хорошо к ней относился.
Она молча улыбнулась, а виконт со вздохом добавил:
– Леди Эмили повела себя с истинным великодушием и любезно