ши, и весь городок был как на ладони.
Человек, появившийся в окрестностях Порта Д’Омбр с восходом солнца, долго рассматривал запутанные улочки предместья Марэ, откуда долетала до его слуха звонкая петушиная песня. Наконец, достаточно изучив лабиринты кварталов неправильной формы, путник медленно перевел взгляд дальше и заметил зияющую почти в самом центре городка дыру – главную площадь, и черный обелиск – башню городской ратуши. Рядом он увидел дыру поменьше – рыночную площадь, а рядом с ней – тонкие полосы – небольшие притоки реки, неспешно сбегавшие с округлых холмов через город.
Чуть правее виднелось расписанное желто-багровыми красками предместье Бьен-Флери, утопавшее в изумрудной зелени летом, в ароматах цветущих яблонь и сирени весной и в золотистой охре опавшей листвы осенью, но красота разукрашенного щедрыми кистями осени Бьен-Флери мало волновала путника. Он продолжал смотреть на маленькую дыру среди красновато-серых крыш – рыночную площадь.
Солнце ещё не полностью осветило городской базар: на одной его половине лежала длинная тень домов, которые обступали рынок тесным кольцом. Зато даже издалека было видно, как снуют мелкие пестрые муравьи по другой половине площади, залитой солнечным светом.
Если бы путник присмотрелся внимательнее, то увидел бы, что две широкие улицы, которые сливались вместе, образуя площадь рынка, были украшены множеством цветов, а по мосту, перекинутому через одну из пересекающих город речушек, в сторону базара стягивались целые колонны ряженых людей.
Решив, что немного припозднился, человек, наблюдавший за пробуждением города с холма, встряхнул на плече холщовую сумку, в которой были собраны его нехитрые пожитки, и медленным шагом направился в сторону предместья Марэ, поднимая своими стоптанными башмаками столбы пыли цвета крыльев ночных мотыльков.
Путник, которого до этого дня никто ни разу не встречал в окрестностях Порта Д’Омбр, вполне мог считаться человеком довольно странной наружности: это был высокий мужчина со смуглой от жаркого солнца кожей; его волосы светло-русого, почти соломенного на концах и почти черного у корней цвета опускались до плеч, а на левом виске были выбриты почти наголо. Он смотрел на мир светло-серыми глазами, при свете осеннего солнца отдававшими голубоватыми бликами, и постоянно хмурил черные, густые брови, отчего на его лбу вырисовывались две едва заметные морщинки. Острый, тонкий нос с горбинкой, двухдневная темная щетина на впалых щеках, выступающие скулы и две сережки-кольца в левом ухе придавали ему сходство с разбойниками, какие водились в некоторых из здешних лесов, а серая льняная рубаха, застегнутая до половины, с широкими рукавами, которые мужчина закатывал до локтя, потертые штаны, державшиеся на черных подтяжках, и стоптанные ботинки делали его похожим на чернорабочего или подмастерье в ремесленной лавке. Кроме того на его шее болталось подвешенное на тонкой бечевке крупное железное кольцо, похожее на звено цепи, которыми сковывали каторжников. На одном его плече висела почти пустая холщовая сумка, которую он придерживал за потертую лямку. Дорожный мешок был не единственным имуществом этого человека. Утопая в песке, путник с трудом тащил за собой некое подобие большого ящика на двух несоразмерно больших колесах, которые были лишь немногим меньше тележных. По крупным каплям пота, которые стекали по его лбу и шее и падали на открытую грудь, было ясно, что ящик, который путник тащил за собой, был вещью довольно увесистой.
Под холмом, с которого спускался путник из Шанвьери, начиналась небольшая дубовая роща, и уже через несколько минут, оказавшись в низине, он наслаждался прохладой кружевной тени дубовых листьев. Дорога со вчерашнего дня была настолько разъезжена прибывавшими в город телегами, тарантасами, кибитками и арбами, что превратилась в непроходимое песочное месиво, в котором ноги утопали по голень. Мужчина с трудом плелся, едва переставляя ноги и черпая ботинками землю, колеса телеги, которую он тащил за собой, вязли и вращались вяло, нехотя.
Наконец, обессилев от невыносимого пути, который продолжался уже несколько дней, человек из Шанвьери устало склонился, опершись руками о колени и уронил голову на грудь, отчего взметнулась в воздух копна его длинных волос. Тяжело вздохнув и вытерев пот со лба, он снова взялся за единственную оглоблю своей телеги и с трудом оттащил её в сторону с дороги. Путник выпустил из рук толстую жердь, благодаря которой тащилась за ним телега, и та с грохотом упала на землю. Обустроив свою ношу на небольшой полянке, он опустился на песок, усыпанный хрустящей желтой листвой, среди корней раскидистого дуба.
Мужчина откинул назад голову и, зажмурив глаза, наслаждался тем, как грело лицо нежное осеннее солнце. Вдруг он услышал прямо над головой противное, хриплое карканье и частые хлопки крыльев, а через мгновение ощутил прикосновение острых когтей, впившихся в плечо.
– А-а… Гроверен… – протянул мужчина, не открывая глаз, и, нащупав тонкую, облезлую шею опустившегося на плечо ворона, почесал его под клювом, как собаку. – Ты сегодня рано, друг. Боялся потерять меня в городе? И правильно. Давно мечтаю отправить тебя в вороний рай…
Пропустив едкое замечание, брошенное хозяином, ворон топтался тонкими лапками на