недрах нашего мира. В справедливости своей догадки мне еще предстояло убедиться.
Легко понять, что мне ужасно хотелось узнать, в какую преисподнюю ведет этот ход; но страх мешал прийти в голову мысли о том, чтобы отправиться на разведку в глубины земные. Слишком свеж был еще в памяти ужас, сопровождавший появление Свинорылов, чтобы по собственному желанию отправиться, можно сказать, на встречу с ними.
Но время шло, и страх постепенно начинал забываться; наконец, несколько дней спустя, я подумал, что могу спуститься вниз и заглянуть в этот ход; я не настолько уже противился этой мысли, как можно было бы подумать. Тем не менее, я совершенно не собирался всерьез предпринимать подобное дурацкое приключение. Нетрудно понять, что по своей воле войти в эту угрюмую дыру мог лишь человек, решившийся на верную смерть. Однако человеческое любопытство настырно, и в конце концов желание ознакомиться с мрачным подземельем одолело меня.
Медленно скользили в прошлое дни, страх мой перед Свинорылами исчезал, превращаясь в невероятно мрачное воспоминание – и только.
А потому настал день, когда, отбросив фантазии и измышления, я прихватил из дома веревку и, привязав один конец ее к прочному дереву на краю обрыва неподалеку от расселины, спустил другой конец – к зияющей пасти хода.
Осторожно, с опаской, сознавая все безумие собственного поступка, я принялся спускаться вниз, держась за веревку руками, пока наконец не добрался до отверстия в скальной стене. И, не выпуская веревки, остановился, чтобы заглянуть внутрь. Предо мной открылась тьма, из которой до ушей моих не доносилось ни звука. И все же через какой-то миг я вдруг что-то услышал и немедленно затаил дыхание… Впрочем, вокруг царило могильное безмолвие, и я облегченно вздохнул. И тут же вновь услышал тот звук: неподалеку от меня кто-то усердно – глубоко и резко – дышал. На миг я замер, словно окаменев, не имея сил шевельнуться. Звуки снова утихли, сменившись прежнею тишиною.
Пока я с тревогой приглядывался, нога моя сдвинула с места как-то камешек, гулко загремевший по каменному полу. Звук повторился неоднократно, каждое эхо становилось все тише и удалялось все дальше; наконец, когда вновь восстановилось безмолвие, я услышал неподалеку прежнее негромкое пыхтение. Звуки его отвечали каждому моему вздоху. Дыхание словно приближалось, издали – не столь громко – доносились похожие звуки. Не могу даже сказать, почему я немедленно не схватился за веревку и не оставил опасное место. Меня словно бы парализовало. Тело покрыл холодный пот, я попытался увлажнить губы языком. Горло вдруг пересохло, и я хрипло закашлялся. Горловой звук этот вернулся ко мне дюжиной жутких насмешливых отголосков. Беспомощно взирал я во тьму, но из нее ничего так и не показалось. На меня вдруг накатил непонятный приступ внезапного удушья, и я вновь сухо закашлялся. И снова этот звук вернулся ко мне изнутри, подхваченный причудливыми отзвуками эхо.
И тут меня вдруг озарило: я задержал дыхание. Тот, другой, тоже перестал пыхтеть. Я задышал снова – вернулось