А может, все-таки просачковал инструктаж, а, сержант?
Малышев, несмотря на критичность ситуации, вдруг уловил в манере говорить и интонациях противника что-то знакомое, однако в такой обстановке никак не мог припомнить, где и когда ему доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Причем не однажды, а несколько раз. На его глазах такие переговоры – именно переговоры! – уже велись.
Его мысли и выводы сейчас не поспевали за действиями противника.
– Ну как, договорились, сержант? – Теперь урка говорил уже ласково, как опытный отец уговаривает сына-подростка сказать, где и с кем он накануне надрался до поросячьего визга. – Давай, потихоньку опускай ствол, не играй с огнем. Нормально поговорим, выясним, кто тут прав, а кто – нет.
Мужчина в пуловере, тяжело дыша, оперся о стену, прикрыв окровавленной ладонью разбитый нос.
Женщина шмыгала носом, дрожала и все время хваталась за плечо – очевидно, вывихнутое.
Сержант Малышев покрепче стиснул рукоять дубинки в правой руке. Урка зубы заговаривает, это ясно. И делает это слишком профессионально для простого сидельца, отмотавшего срок за уличное ограбление или нанесение тяжких телесных. По возрасту и ухваткам незнакомец не подходил и под категорию лиц, причастных к наркобизнесу.
Но прежде чем в голове Малышева шевельнулась единственно верная, хотя и невероятная в таких обстоятельствах догадка, все закончилось.
– Ну что, поговорим? – Урка сделал полшага вперед.
– Стоять! – рявкнул Прудник и угрожающе повел стволом.
– Слушай, сержант, говорю тебе – не балуйся! А, ясно – он же у тебя на предохранителе, вот почему ты такой раскованный. Проверь, а?
Взгляд Прудника невольно метнулся туда, где находился предохранитель автомата.
Бдительность он утратил всего на секунду.
Этого вполне хватило противнику.
Он молниеносно прыгнул вперед, правой рукой перехватил ствол, резко отвел его в сторону, а левой наотмашь врезал сержанту, буквально отшвырнув его от автомата. Ремень соскользнул с плеча Прудника. Теперь урка держал калаш за ствол, а затем – р-раз! – мгновенно взял его наперевес.
Женщина не смогла сдержать отчаянный крик.
Сержант Малышев сам удивился тому спокойствию, с каким смотрел в нацелившийся на него черный зрачок ствола.
– Говорю же – салабон, – донеслось до него, как сквозь слой ваты. – Службы ни хрена не знает. С предохранителя не снял, дятел! Понабирают вас…
Затем урка спокойно опустил оружие и бросил его на пол, под ноги Малышеву.
– Вот так-то, господа сержанты. Дайте одеться и ведите куда следует. Вас же за этим вызывали, нет?
С этими словами он взглянул на избитого мужчину в пуловере и на женщину, по щекам которой текли два ручейка слез, но она не спешила их вытирать.
А Малышев обиделся, хотел сказать, что давно служит, вот только наново аттестовали, да слова застряли в горле. Что-то подсказывало: этот тип служил еще дольше.
Обменявшись рукопожатием