все это. Что она такое для тебя самого? Кроме того, что принадлежит к роду гуннов и владеет этой машиной.
– Она восемнадцатиюродная сестра моей матери, постоянно переезжающая с места на место. После войны она перебралась в Англию, жила с нами в Шропшире, и мы, можно сказать, воспитывались вместе.
– Так она одного с тобой возраста?
– Если бы вечность подвергалась измерению, я бы ответил «да».
– Стало быть, кто-то вроде сводной сестры, подружки детских игр, насколько я понял?
– Какое-то время так все и обстояло. Несколько лет. Мы от души бесились с ней вместе, ходили собирать грибы на рассвете, шалили и дурью маялись. Но потом меня отправили в школу-интернат, а она вернулась в Мюнхен, снова присоединившись к гуннам. Кончилась идиллия детства. Я остался с отцом в Англии.
Никогда прежде я не слышал, чтобы он так откровенно рассказывал о женщине, как и о себе самом.
– А сейчас?
Я опасался, что он снова замкнется в себе, но после паузы услышал:
– Сейчас все уже не так славно. Она окончила художественную школу, сошлась с каким-то полоумным живописцем, и они обосновались в доме, полученном ею в приданое, на одном из островов у побережья Западной Шотландии.
– Почему все не так славно? Этот художник не любит ее?
– Он уже никого не любит. Потому что застрелился. Причины остались неизвестны. Оставил лишь записку для местного совета, извиняясь, что развел грязь. Но ни словечка для Стеф. Они не были официально женаты, и это только все осложнило.
– А сейчас? – снова спросил я.
– Она еще живет там.
– На острове?
– Да.
– В том же старом доме?
– Да.
– Одна?
– Большую часть времени.
– Ты хочешь сказать, что иногда видишься с ней? Навещаешь ее?
– Да, я с ней вижусь. Это, похоже, и значит – навещаю. Да, я езжу к ней, навещаю.
– Это для тебя важно?
– Для меня предельно важно все, что связано со Стеф.
– А чем она занимается, когда тебя там нет?
– Тем же, чем и когда я там бываю, наверное. Пишет картины. Разговаривает с птичками. Читает. Играет на музыкальных инструментах. Снова читает. И снова играет. Пишет. Размышляет. Читает. Одалживает мне свою машину. Ты хочешь еще глубже сунуть нос в мою жизнь?
Ненадолго между нами установилось отчуждение, пока Бен не заговорил снова.
– А знаешь что, Нед? Женись на ней.
– На Стефани?
– На ком же еще, идиот! Это чертовски хорошая идея, если вдуматься. Я сам сведу вас, чтобы обсудить ее. Ты должен жениться на Стеф. Она должна выйти за тебя замуж, а я буду приезжать в гости к вам обоим, чтобы порыбачить там на озере.
И у меня вырвался тогда чудовищный вопрос. Меня оправдывает только полная невинности наивность тех лет моей молодости.
– Почему же ты сам не женишься на ней? – спросил я.
Только теперь, стоя в гостиной и наблюдая, как печать рассвета медленно проступает на стенах, я получил окончательный ответ. Глядя на