никогда не в силах, а уверуют страстно, и вот вся жизнь их проходит потом как – бы в последних корчах под свалившимся на них и наполовину совсем уже раздавившим их камнем».
В большей части истории России в сознании людей преобладали идеи православной религии. Хотя в принципе это была идеология элиты о превосходстве верховной власти и её праве управлять большинством, а находящаяся также в прямом её подчинении церковь, умело прикрывала всякие нестыковки и усиливала её влияние на паству. С начала прошлого века её место постепенно, особенно в земной части человеческого мышления, начал занимать эрзац марксистско-ленинской теории, близкий ей по своей нравственной сути. Лидер сегодняшних коммунистов Г. Зюганов недавно заявил даже о тождестве Нагорной проповеди и Кодекса строителя коммунизма. Правда, он один из тех теоретиков, которые умеют говорить уверенно и громко, но затем их слушатели долго соображают по поводу сказанного, так и не понимая, что же теперь надо практически делать, и уходят довольные, что видели гения, по крайней мере, гораздо более умного, чем они сами. Всегда радует беседа, в которой ты мало что понял.
На самом деле всё было как раз наоборот. Единство оказалось только внешним. Во многом своим агрессивным атеизмом, понятным каждому тесным единением с реальностью и очень заманчивыми ближайшими перспективами быстрого достижения уже в земной жизни вожделенного светлого будущего, манифест коммунистов выдавил из сознания значительного количества активных людей на второй план слабо подтверждённые практикой религиозные догмы, как вредные, «опиум для народа». Создался большой пласт населения, порвавшего в какой-то степени с церковью и вроде бы перешедшего в стан крепко зашоренных материалистов. Хотя, как потом оказалось, этот переход был в основном внешним, неглубоким, без твёрдой веры в коммунистические идеи. Да и вообще без веры, так как верить там ни во что и не предлагалось. Причём, этот результат следовало бы и ожидать. Непонятно, почему молчало большинство философов, которое, я думаю, понимало, что перебить православие окончательно могла только такая же полноценная религия, имеющая своё логическое продолжение в загробной жизни. Признавать нормальной перспективу того, что так тупо, безрадостно, в страданиях и муках проходящая на земле жизнь величайшего создания природы – человека закончится и вообще в виде гниющих отбросов, практически никто не был готов. Да при этом, понимая краткость и бесславный конец существования, выполнять ещё и прихоть партийного начальства, позволяющего себе некоторые недозволенные радости, вести себя почти как святой, для многих было совершенно неприемлемым. В конце концов, многие граждане сумели совместить в душе верность и земной идеологии коммунистов, и загробной религии церкви. Поэтому их возмущала, а порою даже отталкивала от партии жёсткая политика марксистов по отношению к христианству, в том числе разрушение храмов и преследование служителей культа.
С другой стороны, в силу ряда причин большинство простого народа