к невесте, между прочим, протекает новый роман, разумеется, не серьезный и потому не в счет, с Февронией Виляновой, дочерью зажиточного крестьянина.
Бартенев записал рассказ Нащокина: «…Он хотел было совсем оставить женитьбу и ехать в Польшу единственно потому, что свадьба, по денежным обстоятельствам, не могла скоро состояться. Нащокин имел с ним горячий разговор по этому случаю в доме кн. Вяземского». Думается, слово «единственно» тут не надо понимать слишком буквально: причин было больше и ситуация запутанней.
«Намереваясь отправиться в Польшу, – записывает Бартенев, – Пушкин все напевал другу Нащокину: «Не женись ты, добрый молодец, а на те деньги коня купи»»[132]. «В городе опять начали поговаривать, что Пушкина свадьба расходится, – пишет Александр Булгаков брату. – Нечего ждать хорошего, кажется; я думаю, что не для нее одной, но и для него лучше было бы, кабы свадьба разошлась»[133]. Впрочем, Л. Гроссман считал, что нежелание Пушкина жениться преувеличивалось, хотя доказательств не привел.
По требованию тещи Пушкин вынужден спрашивать перед свадьбой о своей благонадежности того, кто тайно за ним следил. Можно представить ухмылку Бенкендорфа, когда он выдал такую «справку», дабы поэт предъявил теще. «К тебе собираюсь, – сообщает Пушкин Вяземскому. – Но по службе должен провести сегодняшний и завтрашний день в Москве у невесты». «По службе должен» – шутка, конечно, а все же в ней проглядывает тяготящая его обязанность.
Ему уже ясно, что с женитьбой счастья не прибавится. Еще недавно он писал своей соседке Осиповой: «В вопросе счастья я атеист; я не верю в него…». Или: «Я никогда не хлопотал о счастии: я мог обойтись без него. Теперь мне нужно его на двоих, а где мне взять его?» Но вот, женившись, через три месяца он докладывает Плетневу иначе: «Я женат и счастлив… Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился».
Если это действительно так, то, похоже, он был счастлив за себя и за нее. И любил один за двоих. Он с самого начала это понимал, ведь еще раньше писал будущей теще: «…Если она согласится отдать мне свою руку, я увижу в этом лишь доказательство спокойного безразличия ее сердца». И – сочиняя ее любовь к себе, Пушкин вносил роковой, безальтернативный момент: «Мой ангел, ваша любовь – единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься…».
Накануне помолвки в письме к будущей теще он ясновидчески упомянул о возможности блестящего вдовства для Натальи Николаевны. И тогда же описал на трех страницах всю историю своего несчастного брака («Участь моя решена. Я женюсь…»). «Женитьба была несчастье его, и все близкие друзья его сожалели, что он женился», – рассказывал Николай Смирнов[134].
Перед свадьбой, вспоминал поэт Языков, «у Пушкина был девишник, так сказать, или, лучше сказать, пьянство прощальное с холостой жизнью». Пушкин читал стихи о расставании с молодостью и покаянии в грехах. Эти стихи в попойке потерялись.
Первый эксперимент в брачном бюро
В наши рассуждения о невесте