убили, слышишь, может тогда Димка был бы жив…
– Он не мог поступить по-другому… – сказал Борисыч глухо. – Он товарищей своих спасал…
– Товарищей? – Лариса сделала шаг к Борисычу. Я напряглась. Негромко рыкнула, совсем тихо, чтоб её не напугать, но предупредить: «Не стоит делать резких движений». Я сейчас не поводырь, «не при исполнении», могу и осерчать, нечего руками хозяина трогать.
– Товарищей? – повторила она. – И где его товарищи? А твои где? Ты же тоже спасал кого-то, глаза вот потерял, и где твои товарищи? Что-то не вижу… Псину вот вижу, а друзей нет.… И Родина твоя хорошо тебя отблагодарила? Ах, да, медальку на грудь повесила.… Забыла…
– Кого-то? – Борисыча аж затрясло. – Кто-то – это ребята мои из группы! Слышишь ты! Ребята ж мои.…А даже если и не ребята.… А когда там парни на гранаты ложились, детишек и женщин своими телами прикрывали, тоже как ты выразилась, «кого-то» защищали!!! Уйди! Уйди, пожалуйста… – голос Борисыча звенел от напряжения.
– Я-то уйду.…А вот ты – останешься.… Со своей совестью останешься. Что ты ей скажешь? – Лариса шагнула к двери. – Я мог уберечь сына, но не стал этого делать?.. Завтра привезут надгробие… – голос ее дрожал, губы тоже. – Если посмеешь – приходи… Сорок дней скоро…
И она ушла. Дверь хлопнула. Я растеряно стою в коридоре. Борисыч со всего размаху и со всей силы кулаком долбанул по столику. Разлетелось всё, что на нём было к котам блохастым… Я, стараясь не производить лишнего шума, подошла к нему. Его трясёт всего. Колбасит здорово. Опять за сигарету. Мне тяжело, очень тяжело дышать, но я положила морду ему на колени. Вздохнула. Держись, Борисыч…
Он держался. Сколько мог. Вечером мы погуляли даже в нашем сквере. Но потом он не спал всю ночь. Сидел на кухне и пил. Я то и дело подходила к нему, звала, он махал на меня рукой, отсылал на место. Одна бутылка опустела, потом вторая…
…Утром он даже не повёл меня на прогулку. Я изнемогала. Долго и настойчиво теребила его, то за одну руку, то за вторую, то носом пыталась сдвинуть его с места. Он сидел за столом, уронив голову на руки.
– Отвали, Груня, – голос его был хриплым.
Стойкий спиртной запах жёг мне ноздри и уже комом стоял в горле. Я мотала отяжелевшей от неприятного запаха башкой и всё «бодала» его и «бодала». Пошли, вставай! Ну, давай же! – я и бурчала, и рычала, потом уже просто сорвалась на крик: «Да ты обалдел, что ли вконец, у меня сейчас мочевой пузырь лопнет!» – он приподнял голову от стола.
– Иди, сама иди, гуляй… – и вновь уронил голову на руки.
Я тяжело вздохнула, вот ещё напасть. Только этого мне не хватало! Но естественное желание поджимало, думать пока что не могла, помчалась стремглав вниз, чуть соседку с ног не сбила.
– Ужас какой! – она отпрянула к стене. – Совсем уже! Бессовестные!
О-о-ох.… Какое облегчение… У-у-ух.… Ну, вот, теперь можно и мозгами пошевелить. Чего делать-то с Борисычем? По-моему, мужик «съехал