.

сказала Исвирь. – Она маму научила. А мама – меня.

      Санат помолчал, глядя на девушку, потом задал еще один вопрос, самый странный:

      – А как вы себя называете? Ваша семья?

      Исвирь забыла о смущении. Изумлению нет предела. Глаза широко раскрылись, девушка долго не могла найтись с ответом.

      – Никак, – наконец, сказала она. – А как нужно?

      – Никак, – отрезал Санат. – Отец записи ведет?

      – Да какие записи ему вести? Он проще так подойдет, да скажет. Читает разве – это да. Ну, когда бумагу какую с города привезут.

      – И все?

      – Все.

      Санат вздохнул, поставил под повозку закрытый кувшин.

      – Не принимай близко к сердцу. Просто те люди, что записывают и сохраняют историю семьи, часто уходят к вампирам. Вот я и подумал, когда ты сказала про чай, что ты из этих…

      – Никогда бы не ушла! – воскликнула Исвирь. – Вот тоже мне! Сидеть впотьмах и одной кровью питаться!

      Санат рассмеялся, пальцы коснулись ладони девушки. Исвирь вздрогнула.

      – Прости. – Санат отдернул руку. – Пальцы холодные…

      – Ничего, – шепнула девушка.

      Со стороны ручья приближались друзья Саната по несчастью. Судя по топорщащимся волосам, они не только напились и набрали полные бурдюки, но даже искупались. Однако беспощадное солнце высушило их по дороге, от свежести не осталось следа.

      Исвирь заторопилась, явно не желая становиться мишенью для насмешек.

      – А вы… Ты… Приходите сегодня на вечорку к нам? Там много народу соберется, будем истории страшные рассказывать. Ну? Придете?

      – Может, и загляну, – улыбнулся Санат.

      – Буду ждать. Приходите обязательно. У оврага дом, где еще забор синей краской покрасили.

      Убежала, ловя на себе завистливые взгляды девушек. Накинулись бы, если б не жара, а так только шипят втихомолку.

      ***

      Караван повозок тронулся с рассветом. Левмир не раз выбирался в город с родителями, но все равно вертел головой, будто впервые видел пустующие поля, рощицы, где по осени можно насобирать грибов, узкую извилистую речку, где купались дети и взрослые, сбиваясь небольшими группками – все же далековато от деревни. Смотрел и чувствовал, что на обратном пути все это изменится. Будто в последний раз так искрится на солнце вода, в последний раз переливается на ветру пшеница.

      Санат, сидевший на повозке рядом с Левмиром, похлопал его по плечу и улыбнулся.

      – Не кисни, паренек. Переживем.

      Отец с утра все еще на себя не походил, ехать с Левмиром собиралась мать, но зашел Санат и решительно отверг эту идею. «Ни к чему вам, – сказал он. – Работайте или отдыхайте – все лучше, чем без толку себя изматывать. А за Левмиром я прослежу». Не сразу, но мать согласилась.

      – Как это делают? – спросил мальчик. Воображение рисовало тускло освещенное помещение с каменными стенами, где стоит зловещего вида устройство с кучей игл, трубочек и баночек, поблескивающих в свете черных свечей…

      Санат