сердца колотились как бешеные, а непроглядная тьма пропускала лишь слабый свет фонаря у подножия лестницы, но он был так далеко, что загрустил в одиночестве, дожидаясь, пока запляшут тени.
Окна хлопали одно за другим, скрежетали дверные решетки. Того и гляди, сверху могла обрушиться лавина досады, протестующих криков, а то и выстрелов, готовая безвозвратно смести все и вся.
С этой мыслью подруги крепко обнялись, но обеих так зазнобило, что, казалось, каждая решила вытрясти из другой нужные слова в противовес чужому гневу.
– Зелда, не молчи, скажи им хоть что-нибудь.
– Что тут скажешь?
– Да что угодно! Они обидятся, если мы не…
– Они?
– Ты знаешь, о ком я. Надо их поддержать.
– Ладно, будь по-твоему. – Зелда опустила веки и замерла, подбирая слова, а потом выговорила: – Привет.
– Громче.
– Привет, – окликнула она, сначала тихонько, потом чуть громче.
Под ними впотьмах зашуршали тени. Один голос сделался решительнее, второй увял, а пианино затренькало на арфе своих невидимых струн.
– Не бойтесь, – продолжала Зелда.
– Умница. Давай дальше.
– Не бойтесь, – осмелев, повторила Зелда. – Не слушайте этих крикунов. Мы вас не дадим в обиду. Это же мы! Я – Зелда, только вряд ли вы меня помните, а это Белла, мы вас знаем тыщу лет, с раннего детства, и всегда вас любили. Время ушло, но мы решили вам сказать. Мы полюбили вас, когда впервые увидели в пустыне, а может, на корабле с привидениями, или когда вы торговали вразнос рождественскими елками, или в автомобильной пробке, когда вы отдирали у машин фары, – и любим вас по сей день, верно я говорю, Белла?
Мрак выжидал, притаившись внизу.
Зелда ткнула Беллу в плечо.
– Да, верно! – воскликнула Белла. – Она говорит как есть! Мы вас любим.
– Просто сейчас ничего больше в голову не приходит.
– Но ведь и этого достаточно, да? – Белла взволнованно подалась вперед. – Правда, достаточно?
Ночной ветерок шевелил траву и листья по обеим сторонам лестницы, а тени, застывшие было внизу, по бокам заколоченного ящика, теперь смотрели наверх, на двух женщин, которые почему-то расплакались. Первой не выдержала Белла, но когда Зелда это почувствовала, у нее тоже покатились слезы.
– Так вот. – Зелда сама удивилась, что не утратила дара речи, но продолжила наперекор всему: – Мы хотим, чтоб вы знали: вам нет нужды сюда возвращаться. Нет нужды карабкаться в гору и ждать. Вот что мы хотим сказать, понимаете? Чтобы услышать такие слова на этом самом месте, вы и приходили сюда по ночам, и взбирались по лестнице, и втаскивали наверх пианино, в том-то все и дело, других причин нет, правильно? Наконец-то мы с вами встретились: теперь все сказано напрямик. Спокойно отправляйтесь на отдых, друзья мои.
– Счастливо тебе, Олли, – добавила Белла грустным-грустным шепотом. – И тебе, Стэн, Стэнли.
Прячась в темноте, пианино негромко помурлыкало струнами, скрипнуло старой древесиной.
И тут произошло самое невероятное. Во тьме раздались чьи-то вопли, деревянный ящик загрохотал