припасы у вас давно закончились. Значит, вы голодали? – причитала Зоя.
«Какие все-таки странные люди, эти взрослые, – думала Рита. – Наверно, когда эта симпатичная тетя была маленькой девочкой, у нее была злая мама, которая плохо к ней относилась, и поэтому она звала ее мамкой, а со временем к этому привыкла».
За долгие два месяца езды и скитаний Рита привыкла слышать проклятия, отборный мат, отчаянный плач отставших от своих мам или потерявшихся в вокзальной суматохе детей, слышала, как некоторые из них, более взрослые, обзывали своих мам самыми последними словами, и сама жила в постоянном страхе, боясь потерять свою маму.
– Идем, моя рыбонька. Я тебя накормлю, помою, а потом уложу спать. Не бойся меня, я это сделаю не хуже, чем твоя мамка, – тихим голосом приговаривала Зоя. – А я знаю, что она тебя очень любит. Правда? – задавая этот вопрос, она легонько поглаживала ее спину.
Впервые за долгие месяцы скитаний девочка улыбнулась.
– А ты умеешь говорить-то? – спросила Зоя. Рита кивнула. – Тогда давай с тобой знакомиться. Меня зовут Зоей, а тебя?
– Р-и-т-ой, – с неимоверным усилием произнесла она, так как во рту пересохло.
– А скажи мне, рыбка, когда ты в последний раз ела? – спросила Зоя, наполняя тарелку вкусно пахнущим, наваристым борщом с мясом. От запаха пищи у Риты потемнело в глазах, а живот свело от голодных спазмов.
– Рита, возьми хлеб, ложку, дуй и ешь медленно. С голодухи сильно наедаться вредно и даже опасно. Я не знаю, сколько дней вы с твоей мамой обходились без пищи.
Проглотив несколько ложек, глотая слюнки, Рита отодвинула в сторону почти полную тарелку борща.
– Это для мамы, – сказала она, облизывая ложку.
– Что для мамы? – не поняла Зоя.
– Борщ! – серьезно ответила девочка. Зоя всплеснула руками.
– Ешь, давай ешь, для мамки твоей вон еще сколько осталось. Не бойся, у меня вы с голоду не помрете!
– Вот при каких обстоятельствах мы познакомились с Зоей. А потом стали близкими подругами… – и мамин вздох снова повел Маргариту за собой.
– У меня родилась дочь! – и молодая женщина вернулась в реальный мир, в котором страдала ее мать.
– Моя девочка родилась в последних числах августа, крепким и на редкость здоровым ребенком. – Люсин голос будто начал прогибаться под тяжестью воспоминаний и, надломившись, перешел на прерывисто-свистящий шепот. В чуткой тишине ночи Рите были отчетливо слышны всхлипывания, перешедшие в рыдание, тяжелый вздох и тишина.
– Она была красавицей. Когда мою куколку обмыли, те женщины, что помогали мне при родах, смотрели на ребенка с восхищением и при этом быстро-быстро крестились.
– Сколько раз я принимала новорожденных – не перечесть, а такое дитя вижу впервые! Личико – как ясное солнышко, а тельце, ручки и ножки такие складные и гладкие, какие бывают только у ангелочков, – сказала повитуха.
– Такое