двадцать вторым днем Летних Молний, – маршал обвел глазами замерших офицеров. – Писали чиновники, все обычные обороты присутствуют. Сражение началось тринадцатого Летних Молний и закончилось на следующий день. Подступившие к самым стенам столицы вражеские войска были сначала остановлены у Белой Собаки, а затем и разгромлены. Язычники, понеся потери, бежали, угроза Четырежды Радужной Паоне снята, и это только начало.
– У Белой Собаки? – уточнил плохо знающий Паонику Ламброс.
– Я знаю этот пригород. – Карло оторвал глаза от бумаги. – Там на южной окраине можно неплохо обороняться, местность удобная. Далее… Нам предлагают «возрадоваться победе и восхититься величием императора Сервиллия, Богоизбранного, Богохранимого, Богодарованного и Четырежды Богоугодного», так что сообщите своим людям, и через час прошу в мою палатку. По такому случаю мы просто обязаны выпить, но больше никаких задержек! Велено со всей возможной скоростью вести корпус к столице и по прибытии находиться в полной готовности. При этом мы должны исхитриться и набрать по дороге дополнительных рекрутов не менее чем на два пехотных полка, а также все необходимое для их содержания. С учетом времени года, расстояния и дорог нас ожидают в Паоне к середине Осенних Молний. Должны успеть.
3
Бонифаций уходил громко, будто кабан сквозь кусты ломился. По-хорошему надо было благолепно выплыть вслед за супругом, но Матильда продолжала попивать слишком кислое, на ее вкус, вино и слушать. А Дьегаррон, раздери его кошки, – играть. В ранней юности алатка на парней не заглядывалась, пока в ее пятнадцатую Золотую Ночку за дело не взялись скрипки, гитара в маршальских руках кружила голову не хуже. Бьющий по струнам кэналлиец казался незнакомым человеком – лихим, здоровым и при этом отрешенным. Он видел то, о чем Матильда могла лишь гадать, вот она и нагадала горы. Не белоголовые и зубчатые, как Сагранна, а мягкие, округлые, то темные от елей, то пестрые от залитых солнцем луговых цветов. И пусть в этих лугах пасутся лошади, звенят монистами девчонки, а звездными ночами полыхают костры и смех обрывается счастливым стоном. Да будет счастлива молодость, хоть бы и чужая, и да пронесет ее через все пороги, не изломав и не испачкав…
– Что это было? – выдохнула алатка, когда кэналлиец прижал струны ладонью.
– Танец, – откликнулся маркиз. – Мы танцуем, когда уходит лето, и оно оборачивается на стук кастаньет.
– Так я и думала.
Принцесса залпом допила кислятину, внезапно показавшуюся терпкой, будто сакацкая рябина.
– Почему вы не женитесь?
– Зачем? У меня четверо братьев, у двоих уже есть сыновья. – Дьегаррон отложил гитару. – Наша кровь останется под солнцем и без меня.
– Допустим. – Матильда по-деревенски водрузила локти на стол. – Но неужели вам никогда не хотелось турнуть вашу свободу к кошкам?
– Хотелось. – Маршал знакомо поморщился, и вряд ли от боли. – Однажды я поторопился, потом стал опаздывать и опаздываю до сих пор…