гоганни строки Кубьерты. – «Это бутон весны и исток вечности».
– У тебя это тоже будет. – Юлиана была довольна, и Мэллит поняла, что говорила правильно. – И не выдумывай всякие глупости! «Счастье счастья»… У нас два счастья: твой единственный и его дети, именно его. Ирэна, хотя я ее и ругаю, это понимает, оттого и ветропляска… Если не любишь мужа – ребенка или недолюбишь, или, того хуже, перелюбишь. Как бестолковая кошка, что котят до смерти затаскать может. Видела я таких, у них дети, прости Создатель, вместо мужей, только что без постели. От себя не отпускают, а зятьев и невесток загрызть готовы. Нет, Мелхен, сперва – любовь, а потом уже дети, так что не торопись. Ты у нас хоть и малюсенькая, а красавица, одна не останешься!
– А мужчины? – быстро, чтобы не говорили о ней, спросила Мэллит. – У них тоже два счастья?
– По-хорошему – три, не повезет – одно, но оно всегда с ними. Для мужчины впереди всего дело, потом – любовь и наследники. Мужчина, который по женскому слову все бросит, ни на что не годен. У Курта была я, но первыми были пушки. Ты же знаешь, что его последний выстрел был великим?
– Он спас всех.
– Не только. Так еще никто и никогда не стрелял! Для мужчины очень важно стать первым, проложить дорогу… Мужа нельзя тянуть к своей юбке, если и притянешь, то одну шкурку. Пустую. Опилками набить можно, толку-то! Тебе кто больше нравится – Давенпорт, Придд или Бертольд?
– Капитану Давенпорту плохо, когда идет дождь.
– Ты добрее меня! Давенпорт просто зануда, хотя лицо приятное. Я бы выбрала Бертольда… Для тебя выбрала бы, для меня мог быть только Курт. Ты пока не знаешь, как это приходит. Один взгляд, одно слово, и ты – его, он твой, а остальных словно бы и нет.
Гоганни знала. Именно это она и знала, но у роскошной дивный цветок принес добрый плод, а у Мэллит лепестки побило градом. Нареченная Юлианой всё говорила о счастливой любви, будя память о любви глупой и постыдной. Гоганни казалось, что рана на груди вот-вот закровоточит, как случилось во время боя, однако оборвать лозу памяти девушка не решалась, ведь это была память Курта. Мэллит слушала, теребя кисти шали, пока не постучала первородная Ирэна, и в этот раз в ее руках были не цветы, а письмо.
– Нашему уединению наступает конец.
Хозяйка Озерного замка опустилась в кресло, и по ее лицу скользнула улыбка-тень.
– Я получила письма от брата и от графа Савиньяка. Они будут здесь в течение двух-трех недель. Граф Савиньяк как новый командор Горной марки отдаст последний долг вашему супругу.
– Очень хорошо! Курт был бы доволен. Признаться, я не думала, что старший Савиньяк найдет время, они с Куртом были так мало знакомы.
– Граф Савиньяк не мог не ценить генерала Вейзеля. – Первородная Ирэна помогла роскошной застегнуть плащ. – Но регент в любом случае должен был выразить свои соболезнования.
– Несомненно, но Проэмперадор – не порученец с письмом, тем более Проэмперадор, умеющий воевать. С этим Савиньяком Курт расстрелял бы Бруно, как увязшего в болоте кабана!
– Вы ожидали командующего