я знаю – это не гром. Это дядя Капаней смеется.
– Подрались! Три ребра, рука и еще печенка. Шестилетний малец! Ну, ребята, я вам скажу! Прямо Геракл какой-то!
Когда дядя Капаней хохочет, горница становится совсем маленькой. Это потому, что дядя Капаней очень большой и высокий. И еще он очень шумный. Как гидра.
– Не сравнивай, – папино лицо почему-то дергается. – Не дай Зевс, чтобы мальчик стал таким же!
Я не понимаю. Я ничего не понимаю. Папа почему-то не любит говорить о Геракле. А ведь Геракл женился на папиной сестре. У взрослых это называется «зять». Папе он зять, мне – дядя. А папа не хочет о нем даже вспоминать!
– Если он умрет, вы уедете в Тиринф, – негромко говорит дядя Эгиалей. – Так решил отец. Но… Будем надеяться.
– Лучше бы твой мальчишка Амфиарая ударил! – смеется дядя Капаней. – Нет, ну надо же, а? Шестилетний! Четырнадцатилетнего оболтуса! Геракл бы точно сказал: «Маленьких обижают!» Помните, как он орал? Ма-а-аленьких обижаю-ю-ют!
Не знаю, громко ли кричал дядя Геракл, но уж не громче дяди Капанея. Все улыбаются – даже папа. Даже дядя Полиник. То есть не улыбается, но… почти.
– Парня учить надо, – роняет дядя Эгиалей. – По-настоящему учить. И не только войне. Есть тут одна задумка…
Учить? Я снова удивляюсь. Я и так учусь. Уже полгода я хожу в гимнасий, там все бегают, прыгают. Я даже на колеснице ездил! Не сам, конечно.
– Ладно, пойду. Если что… Попытаюсь уговорить отца.
Дядя Эгиалей подходит ко мне, кладет руку на плечо (как дядя Капаней папе!).
– Выше нос, Тидид. Выше, еще выше!
Он улыбается. Я краснею. Я удивляюсь. Почему-то я думал, что меня станут ругать. Сильно ругать. А меня никто не выругал. Даже папа! Мне даже показалось, что папа испугался. И не за Амфилоха – за меня.
А зачем за меня пугаться? Я ведь не болен!
– У него то же, что и у меня, ребята. Понимаете?
«У него» – это у меня. Дядя Эгиалей ушел, а меня, кажется, просто забыли выставить за дверь.
– Он говорит, что ничего не помнит. Что он видел реку. И – все…
Дядя Полиник кивает, дядя Капаней – тоже. И снова я ничего не понимаю. Неужели папа болен? Но он не болен, он очень сильный! Его только дядя Капаней побороть может. Он – и, конечно, дядя Геракл.
…Когда папа был таким, как дядя Эгиалей, на него напали враги. В Этолии, где он жил. Папа их всех убил. Он молодец! А дедушка Ойней на него почему-то обиделся. Обиделся – и проклял.
– Мне это стоило очень дорого. Очень!.. Я думал, все кончится на мне…
Почему папа говорит так, будто я болен? И почему никто с ним не спорит?
– Мы, ребята, становимся опасны. Понимаете? Просто опасны.
– Конечно, опасны! – гудит дядя Капаней. – Пусть только кто сунется!
– Я не о том, – отец морщится, зачем-то трет щеку. – Мы все – я, ты, Полиник, Адраст, Тезей, Геракл – потомки богов. Так?
– Та какой я фотомок! – откликается дядя Полиник. – Сетьмая вода на финоградном сусле…
– Все равно. Нас даже называют героями. А какие мы герои? В каждом поколении – безумцы, калеки, просто