палец правой руки Ионыча был, как он говорил, негибучим. Он торчал, мешая Ионычу работать.
Деревенские мальчишки передавали Лёньке слова взрослых, будто Ионыч сам повредил себе палец, чтобы его не взяли на войну в 1914 году, а всем сказал, что это лошадь наступила копытом.
Лёнька этому не верил, но и не спрашивал Ионыча, правда ли это. Хотя очень хотелось спросить.
Несколько раз Лёнька ходил с тетей Верой полоть картофельное поле. Это поле заросло желтыми цветочками. Их называли бутками.
Когда Лёнька показал такой цветок Бабане, она спросила:
– Что это?
Лёнька ответил:
– Бутка.
Бабаня покачала головой и сказала, что будка – это где собаки живут, а это называется сурепка. Но Лёнька знал, что такое репка, правда без су-, и с Бабаней не согласился. Бутка и есть бутка.
А еще Лёнька сгребал сено на конных граблях, отвозил с Хозяйкой бидоны с налоговым молоком в Местоново, и еще много чего.
А любимым делом Лёньки было ночное. Бабане вовсе не нравилось, когда он уходил из дома на всю ночь. Но Ионыч ее убедил, что ничего страшного нет, и она ему поверила.
Ночное – это замечательное дело! Лошадей отгоняли за деревню, в поле, стреноживали передние ноги путами, чтобы не разбежались кто куда, и они отдыхали после трудового дня, каждая по-своему. А Лёнька и Ионыч ложились на расстеленный овчинный тулуп и смотрели то на лошадей, то на небо. Ионыч, человек неразговорчивый, однажды вдруг спросил Лёньку:
– А как ты считаешь, Леонид, будет война с немцами или нет?
– А война – это как? – спросил Лёнька.
Ионыч промолчал.
Лёнька смотрел на темное небо и думал о войне. Он знал, что война – это когда побеждают наши, а враги бегут, бегут, бегут…
ВОЙНА
Время летело незаметно. О войне в Зябицах, кроме Ионыча, Лёньке никто не говорил. Даже Бабаня. И вдруг – война!
Тетя Вера плакала, а Бабаня ее успокаивала:
– Ну подумаешь немцы! Дадут им под зад как следует – и вся война. Через неделю все кончится.
Ионыч послушал Бабаню, крякнул и позвал Лёньку на конюшню.
По дороге он качал головой и жаловался Лёньке:
– Заберут коней, как есть всех заберут…
– Куда? – не понял Лёнька.
– На войну, куда же еще. Эх, проклятое время!
Вечером, уходя из конюшни, Ионыч погладил каждую лошадь и что-то шептал им в уши. Лёнька тоже гладил лошадей, но не шептал, потому что не знал, о чем надо шептать. Поэтому спросил Ионыча:
– А что вы им шептали?
– Чтобы выжили. Да навряд ли… Война, Леонид, – это штука жестокая.
Дома их встретила Бабаня. Она сердито объявила Лёньке, потрясая перед его носом телеграммой:
– Она требует, чтобы мы немедленно ехали домой!
– Кто? – устало спросил Лёнька. Ему было жаль лошадей, а остальное его интересовало мало.
– Кто, кто, – повторила Бабаня, – твоя мамочка! С ума она сошла, что ли? Из-за чего паника? Как будто мы немцев никогда не били!
Ионыч