пар, дым из высоченной трубы нашего сторожевика накрывает черным одеялом берег, «Иманту», «Вестурс».
– Мазу уз прекшу (малый вперед)!
Звяк машинного телеграфа… Командир – грозный, неприступный – руки по швам – парадно вышагивает по мостику с крыла на крыло. На верхнем мостике у главного компаса (мое заведование) хлопочет чистенький, открыточный (усики-пиявки, пробор на голове) лейтенант Стурес.
Легли на створ – по корме – на выход из средних ворот гавани. Корабль, как перед старыми знакомыми, начал раскланиваться перед каждой встречной волной.
Мне стало плохо… Пресловутый ком перекрыл горло. Пулей с мостика! А там… вдоль борта уже склонили свои гордые головы Ваня Березкин и мой отделённый старослужащий Смирнов, и прочие лица… (Это позорное кормление рыб было у меня в первый и последний раз. Так «не ругай меня, мамаша», как поется в одной популярной песне.) Из дымки на горизонте – проблеск прожектора: тире-точка – буква «наш», сигнал об открытии артогня. И – фурр! фурр! фурр! Три снаряда, от полета которых воздух ходуном ходит! Три попадания в парусиновый щит, что у нас за кормой на буксире. Так стреляет крейсер «Киров»!
Вот он, выполнив задачу по стрельбам, приближается к нам. Стремительно вырастают из воды тренога мачты, дальномеры, трубы, орудийные башни… Горнист играет «захождение». Становимся лицом к проходящему мимо нас крейсеру. Красиво! А ход! Говорят, торпедному катеру не догнать его.
Мы тоже стреляли. Щит для нас таскал «Вестурс». Стреляло носовое орудие Яши Румянцева. Результат: недолет, перелет, попадание. Комендоры утверждают, что это хорошо, по всем правилам-наставлениям. М-да…
А «Киров» – то лучше нас работает!
Уходим на зимний отстой к Усть-Двинской крепости, в Болдераю (пригород Риги). Декабрьские волны вскидываются на верхний мостик. Бедные «Вестурс» с «Имантой»! Как бы не утопли – только мачты из воды торчат.
При нашем заходе в Ирбенский пролив ветер вроде бы приутих. Но тоже – крен под сорок градусов!
Правый поворот.
– Флаг «покой» до места! – командует Стурес.
«Вестурс» и «Иманта» повторяют сигнал. И тут… у меня из рук ветром вырвало фалинь.
Флаг с прищепкой-клёунтом у самой реи! Это означает для идущих сзади: все время руль держи вправо. Мигом, ничего никому не сказав, по вантовому трапу… Коленки дрожат от холода (больше от страха): вот-вот сорвусь. Мачта – хорошая праща, далеко забросила бы, дурака. Не гляжу вниз, лезу, пытаясь даже петь что-то героическое, но уже и «мама» не сказать. Рея! Но до нока по ней еще надо проползти около двух метров, держась за оттяжки…
И вот – флаг в зубах!
Вниз спускаюсь без песен. Получил за «отвагу» три наряда.
Говоря теперешним языком, наша зимовка в Болдерае была продуктивной: мы с Березкиным стали настоящими сигнальщиками (семафор, световая морзянка, флажный свод сигналов, правила совместного плавания, силуэты кораблей, ведение журнала)!
А универсальный спец Бумберс учит сухопутному бою: коли, стреляй, бросай гранату! Хлопцы, которые недальновидные, ворчат:
– Нужна