тут же оспаривали холодные, слегка раскосые глаза. Если глаза говорили «да», губы непременно произносили «нет».
Черные короткие волосы ее прилегали к голове на манер шапочки, и глаза смотрели на Бориса из-под челки сурово и непримиримо, губы же сложились в насмешливую ухмылку.
Наконец, тот человек, что сидел спиной к двери кафе, тот, который приподнялся при появлении Бориса, был плотный подвижный брюнет с коротко стриженными волосами и пышной щеткой усов. Если во внешности «американца» было что-то обезьянье, то в этом усатом господине можно было приметить сходство с сытым котом. Он смотрел на Ордынцева с какой-то привычной подозрительностью, как будто слышал от общих знакомых о его мелкой непорядочности.
– А позволь спросить, Серж… – обратился усатый брюнет к бывшему офицеру. Но тот не дал ему договорить, предупредительно поднял руку и коротко бросил:
– Не позволю!
Тут же он поднялся из-за стола и направился к прилавку.
Остальные собеседники, словно по безмолвной команде, тоже повставали с мест, шумно задвигали стульями и потянулись за своим несомненным предводителем. Борис замешкался было, но плотный брюнет подошел к нему вплотную и проговорил сквозь зубы, презрительно топорща усы, как брезгливый кот:
– Что же вы стоите, господин хороший? Идемте, коли уж заявились к нам! У нас, знаете ли, разговор короткий…
Борис хмыкнул, пожал плечами и двинулся вслед за новыми знакомыми. Усатый брюнет шел за ним следом, поглядывая в замызганный пол кафе, как будто искал на этом полу потерянные деньги.
Зайдя за прилавок, предводитель странной компании искоса взглянул на буфетчика. Тот, с прежним скучающим лицом и не переставая перетирать несвежим полотенцем бокалы, отступил несколько в сторону и нажал ногой на неприметную педаль под самой стойкой. Тут же в задней стенке приоткрылась незаметная дверка. Бывший офицер пригнулся и нырнул в скрытую за дверью темноту, за ним с чрезвычайной ловкостью проскользнул «американец» в клетчатом пиджаке. Женщина задержалась, слегка отступив в сторону, и брюнет, взявший Ордынцева под свое особое покровительство, подтолкнул Бориса к двери.
Борису все происходящее не очень нравилось, однако коли назвался груздем, так полезай в кузов, и он, наклонившись, проследовал в неизвестность.
За дверью оказались две крутые ступеньки, ведущие вниз, а затем – узкая доска, переброшенная через глубокую яму.
Борис невольно оценил осторожность своих новых знакомцев: стоило убрать доску – и проход за стойкой кафе становился почти непреодолимым, особенно с учетом темноты. Осторожно ступив на доску, он перешел по ней через яму, как переходят по шатким сходням на борт корабля.
При этом ему невольно вспомнилась страшная эвакуация из Новороссийска, крики пробивающихся к сходням людей, стоны раненых, ржание коней, неотвратимо приближающийся грозный гул артиллерии красных…
Левый висок привычно заломило, но Борис справился с мучительным воспоминанием, сделал