подозрительного ретрограда. Правда, подозрительность Бентона распространялась не на всех русских, Каширин был приятным исключением. В свое время он кое-чем помог Бентону. Американец помнил добро.
Переговоры Бентона и Каширина закончились далеко за полночь. Каширин, отпустивший своего водителя, заказал такси и вышел на улицу расслабленной вихляющей походочкой. Он не был пьян, он был счастлив. Каширин сел в поджидавшую его желтую машину с шашечками и велел водителю ехать на Рублевку.
"Если это сладкий сон, то пусть я лучше не просыпаюсь", – думал Каширин.
Глава четвертая
Рогожкин сидел на кухне и, мерно позвякивая ложкой о дно тарелки, завершал свой обед. Скромное меню состояло из горохового супа и куска вареного мяса из той же кастрюли. Рогожкин посмотрел на часы и решил: спешить некуда, время в запасе есть.
До места работы рукой подать. Всего два квартала, отделяли его от музея трудовой славы машиностроительного завода, где Рогожкин занимал скромную должность экскурсовода. Хочешь, езжай в музей на автобусе, хочешь, пешком прогуляйся.
Рогожкин водил экскурсии по трем тесным залам заводского музея четыре раза в неделю. Платили в музее не то чтобы много. И не то чтобы регулярно. Да и сама заводская слава, в честь которой и был создан музей, в свете последних веяний времени представлялась вещью эфемерной, даже сомнительной.
Но такая работа имела целый ряд преимуществ. Главное – она давала экскурсоводу много свободного времени. Не нужно ежедневно восемь часов протирать штаны в присутственном месте, крутить баранку или стоять у станка. Провел экскурсию – и свободен.
Он устроился в музей по знакомству полтора года назад, решив, что трудовая книжка должна быть где-то пристроена. Производственный стаж – не последнее дело, не пшик, не хвост собачий. И опять же пенсия... Впрочем, что толку заглядывать в дальнюю даль? Состариться, дожить до этой пенсии, если срочно не завязать с угоном автомобилей, шансов так уж немного. Обязательно нарвешься на большие неприятности, рано или поздно нарвешься. А там уж жизнь пойдет только под гору.
Рогожкин поставил тарелку в раковину, прошел по коридору в свою комнату, надел, светлую рубашку, скромный серый костюм, повязал галстук. Он причесывался перед зеркалом шкафа, когда затрезвонил телефон. Рогожкин вышел в коридор, снял трубку. Голос Чулкова показался слишком напряженным, деревянным.
– У нас неприятности, – сказал Чулков.
– Какие неприятности? – не сразу сообразил Рогожкин.
– Серьезные. Вчера вечером в гараж к Рифату приехали какие-то мужики. Избили его в рабочем кабинете. Так отделали, что все стены кровью забрызганы. Потом затолкали в багажник нашего "Мерседеса" и увезли неизвестно куда.
Вместо ответа Рогожкин присвистнул.
– А сегодня утром в гараж нагрянули менты, – продолжал тяжело дышать Чулков. – Московские омоновцы, следователь с Петровки и еще целая свора народа. Не поймешь откуда. Провели обыск, выемку документов,