благодаря принятым мерам оповещения населения позднейшие наводнения 1788 и 1802 года и не принесли такого количества жертв среди горожан.
Наводнение 1824 года. Самые значительные повреждения зафиксировали на Васильевском острове. Все его линии оказались заваленными бревнами, принесенными с прибрежных пакгаузов, и крестами и оградами со стертого с лица земли Смоленского кладбища
Рядом с Гаванью были разрушены почти все дома, в том числе каменные: суда, стоящие в акватории порта, срывало с якорей, и они таранили все строения, находящиеся на пути.
Как уже говорилось, наводнение 7 ноября 1824 года было самым высоким за всю историю города. Вода поднялась выше ординара (ординаром называется средний уровень моря, определенный по длительным, около 100 лет, измерениям его высоты на пристани возле Горного института) на 13 футов и 7 дюймов. Сохранились многочисленные воспоминания этого стихийного бедствия. Известный журналист Булгарин писал: «Разъяренные волны свирепствовали на Дворцовой площади, которая с Невою составляла одно огромное озеро, изливавшееся Невским проспектом, как широкою рекою, до самого Аничковского моста. Мойка, подобно всем каналам, скрылась от взоров и соединилась с водами, по которым неслись леса, бревна, дрова, мебель. Вскоре мертвое молчание водворилось на улицах…». Другой очевидец этого бедствия, Башуцкий, писал: «Зрелище уничтожения и гибели было ужасно. Зимний дворец, как скала, стоял среди бурного моря, выдерживая со всех сторон натиск волн, с ревом разбившихся о крепкие его стены, и орошавших его брызгами почти до верхнего этажа. На Неве вода кипела, как в котле, и с неимоверною силой обратила вспять течение реки; набережные дома казались парусами кораблей, нырявших среди волн; мосты были сорваны и разнесены на части, <…> огромные массы гранитной набережной были сдвинуты с места и вовсе опрокинуты».
Ужас горожан, поначалу как зрелище воспринявших это стихийное бедствие, превратившееся в трагедию, гениально передал великий Пушкин в поэме «Медный всадник»:
Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури…
И спорить стало ей не в мочь…
По утру над ее брегами
Теснился кучами народ,
Любуясь брызгами, горами
И пеной разъяренных вод.
Но силой ветров от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
И пуще, пуще свирепела.
Приподымалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь.
И, наконец, остервенясь,
На город кинулась. Пред нею
Все побежало и вокруг
Все опустело – волны вдруг
Вломились в улицы, в подвалы,
С Невой слились ее каналы.
И всплыл Петрополь, как тритон,
По пояс в воду погружен.
Осада! Приступ! Лезут волны,
Как звери, в окна. С ними челны
С