он. – У нас не берут денег с гостей. Твоих людей и без того накормят, и о лошадях позаботятся.
Федора слова успокоили азиата, и он с легким сердцем приступил к трапезе. Перед тем как поднять стакан с водкой, он в мыслях пославил Отца и Сына и Святого Духа, потом Деву Богородицу. Вслух же пожелал здоровья хозяину дома и его родне. Ели в благоговейном молчании, и только переводчик Егорша нарушал тишину громким чавканьем.
Федора тяготила такая обстановка. За последние вольные годы он привык к бурным дружеским застольям с грубыми и бесстыдными речами, непристойным сквернословием, к смеху за столом, песням и хмельным пляскам. Иногда по пьяни бесчинствовали за игрой в кости, и колотили друг друга, пугая стоящих за их плечами ангелов Божьих, прекрасно помня о Страшном суде, так как бесы записывают их дела и поступки, передавая сатане. «Побойтесь Бога! – не раз повторял Гермоген, когда не мог обуздать казаков, отравленных бесконечной волей. – Когда-то, – говорил он, – иудеи сели в пустыне есть и пить. Объевшись и упившись, они начали веселиться и творить гадости. Тогда их поглотила земля».
Изредка Федор, опрокинув очередной стакан, все же открывал рот для похвалы.
Последним поставили перед гостями байдару – большой глиняный кувшин со слеваном. Этот азиатский напиток успели полюбить уже в Албазине. Дело нехитрое: кирпичный зеленый китайский чай, на крайний случай, разбор черного чая, шелунгу, истолочь в ступе, потом заварить в байдаре кипятком, влить туда кобылье молоко, положить несколько ложек сливочного масла и все посолить по вкусу. Какое-то время напиток «выслевывается», пока не станет темным. Бывает, вместо молока в чай клали сметану или сырые взбитые яйца. Для большой компании такой напиток готовился в деревянных кадушках, куда опускали раскаленные на огне камни, которые русские в шутку называли «жеребчиками».
– Добрый чаек, – отхлебнув из глиняной чашки заварку, похвалил Федор напиток, вызвав у Лавкая довольную улыбку.
Наевшись и отсев от стола, мужчины завели разговор, но сначала Федор спросил разрешения выкурить трубку.
– Ты говоришь, знал нашего Хабара? – заряжая чубук ядреным табачком, спросил он князя.
– Как же, встречались. Хороший воин и душевный человек, – вытерев рукавом халата измазанные бараньим жиром губы, произнес старик.
– Мне не довелось с ним встретиться, хотя и многое слышал о Хабаре, – признался Опарин. – Говорят, недавно помер… Где-то в Сибири, в своей вотчине.
Лавкая такое известие явно огорчило.
– Как помер? – не поверил он. – Он же богатырь… Может, кто отравил? Я слышал, у него в Москве были враги. – Князь вздохнул. – Эх, люди-люди, чего ж им неймется?..
– Слишком много никчемных людишек на свете развелось, – сказал Федор, доставая из кармана своих широких шаровар огниво. Подкурив, он сделал глубокую затяжку, и на щеках Федора появилась печать блаженства. – Расскажи, князь, как с Хабаром-то познакомился… – выпустив из легких клуб едкого