для своей такой же длинноносой уже вполне созревшей дочери, подбирая ей подходящую партию и не подозревая, что у той давно на примете есть один из гвардейских бравых офицеров, сын одного из соседских номархов, кстати, отвечающий ей взаимностью, и что все потуги матери в этом направлении ей совершенно не нужны.
И действительно, вместе с хозяйкой дома, женой Кириониса, разодетой в бальное платье, представляющее собой завернутую через одно плечо драгоценную материю, ниспадающую вниз широкими складками, схваченную в поясе узорчатым шнуром, оставляющую второе плечо свободным, в проеме парадного входа появилась сама виновница торжества. Вместо изящной прически, увитой золотыми и серебряными нитями по моде того времени, на голове у нее красовалось нечто бесформенное, напоминающее три шара, поставленные на четвертый, все таких размеров, что в обычную дверь она бы войти не смогла. Причем все шары имели индивидуальную окраску. Длинная тонкая шея закрывалась стоячим воротником, являющимся продолжением чего-то, напоминающего большую ночную рубашку, надетую на каркас в виде бочки – более узко по краям и широко посередине. Украшением этой рубашки являлись беспорядочно нашитые разноцветные заплатки, прихваченные только в верхней своей части и начинающие болтаться в разные стороны при каждом ее шаге. Разумеется, каждая заплатка была украшена каким-нибудь драгоценным камнем. Так как лоскутков материи нашито было множество, то и камней было множество, но и весило все это, судя по всему, изрядно. Из-под рубашки снизу выглядывали желтые туфли на низком каблуке с завитыми колечками, как собачьи хвостики, носами.
Вряд ли такой наряд был бы нормой и где-нибудь в далеких восточных странах, но и здесь, в Лагаше, одевались совершенно иначе, и гостья имела вид безвкусно, но ярко раскрашенной курицы.
– К нам явился попугай – поскорее удирай, – еле слышно прошептал Сарниус.
Орагур и Пиригон с трудом удержались от смеха. Это был тот редчайший случай, когда они были с ним единодушны.
– Как я вам нравлюсь, советник? – гостья, набрасывая на плечи шаль, украшенную бахромой из беличьих хвостиков, бесцеремонно громогласно обратилась к Орагуру, игнорируя других присутствующих. Он тоже одно время числился в числе потенциальных женихов для дочери в ее списках, но быстро и достаточно вежливо доказал тщетность усилий, направленных в его сторону, сумев сохранить с ней хорошие отношения. Что же касается Сарниуса, то его кандидатура была с негодованием отвергнута всей женской половиной ее родни. Хотя обладал он и титулом, и богатством, но никто не хотел иметь такого склочного родственника.
Несмотря на тщедушность тела, гостья обладала голосом исключительно громким, закаленным в «домашних сражениях», ибо выяснение отношений с мужем – кто в доме главный – не прекращались у нее ни на минуту, и с годами все чаще верх одерживал именно тот, чей голос звучал громче. Что, впрочем, не помешало им иметь пять дочерей, четверо из которых были уже пристроены – выданы замуж,