лёгкий пар.
А вот Кирилл – митрополит —
Идёт, согбен и стар.
И перед возом в снег колюч
Он на колени пал,
И, прежде статен и могуч,
Безвольным, дряхлым стал.
Облобызал того, кто жил,
Свой жизни путь презрев,
России честью дорожил,
Блюдя её, как лев.
Кто не жалел детей своих,
Одно им лишь веля,
Чтоб не знавала ног чужих
Родимая земля!
Кто, презирая злата блеск,
Жил скромно, как аскет,
Кто, как Христос, пошёл на крест,
Сверша его завет!
Кто стал при жизни всем любим,
Хотя бывал и строг,
Кто станет истинно святым,
Спустя короткий срок!
И встал с колен митрополит,
И замолчал народ,
И слышно только, как гудит
Пурга. Или поёт?
И грянул колокол, как гром,
БасОво, налитО,
Но явно было в звуке том
Не скорбь, а торжество!
И тут же резво, высоко
И дружно перезвон
Других, малЫх, колоколов
Был в небо устремлён.
И слышно в звонких голосах,
Что мчат сквозь мрак густой:
– Отныне будет в небесах
Ещё один святой!!!
Две половинки жизни Дмитрия Донского
1
Безмолвье смерти ужасает,
Дух крови тяжек и пахуч,
И солнца диск едва мерцает,
Тщась путь пробить меж дымных туч.
Но чтО б увидело светило,
Раздвинь на миг завесы мглы?
Дымит столица, как кадило,
И мёртвы все её сыны!
Лишь стоны, хрипы вскользь доносит
Пропахший гарью ветерок,
То смерть себе, как благо, просит
Тот, кто живым остаться смог.
Москва, да ты ли это, право?
Где ж роскошь вычурных церквей?
Где все твои богатства, слава?
Где толпы шумные людей?
Где ж та дружина удалая,
Что, день и ночь гордясь собой,
Оружьем мощно потрясая,
Рвалась с любым ворОгом в бой?
Где князь великий, Дмитрий-воин,
Герой Донской, Мамая бич?
Где Киприан, слуга Господен,
Любитель паству ловко стричь?
Увы! Увы! Одни татары
В сожжённых улицах Москвы,
Шумливы, веселы их свары
В делёжке русичей казны.
Ворота настежь – как распяты,
Сквозь них надменно, без борьбы
Уводят сытые солдаты
Свободных русичей в рабы…
2
Однажды хитрым, злым Урусом
Был из Орды изгнАн, как мышь,
И стал скитальцем по улусам
Татарин некий, Тохтамыш.
Он был потомком Чингисхана,
И от изгнанья в ярость впал,
Но всё ж не сник и Тамерлана
Он сострадание снискал.
А Тамерлан, хромец