и получил золотую табакерку с бриллиантами. В спектакле участвовали лучшие петербургские актеры: Александра Каратыгина (1777-1859), Екатерина Семёнова (1786-1849), Мария Вальберхова (1789-1867), Елисей Бобров (1778-1830) и др. Рассказывали, что когда во время премьеры занавес опустился, правитель Сулли и делегация сульетов поднесли Каратыгиной (она исполняла роль Амасеки) драгоценные подарки. «Сия драма есть одно из превосходнейших сочинений в своём роде», – восторженно писал о ней литератор Николай Греч. Пьеса не сходила со сцены почти два десятилетия. А в 1814 году она в переводе на греческий язык была представлена в Одессе.
Закономерно, что российский патриотизм приводит Неваховича в стан предтеч славянофильства в русской культуре. Еще в 1805 году он защищает от нападок критики стихотворца Семёна Боброва (1763-1810), ученика старовера и архаиста Александра Шишкова (1754-1841). В статье «Мнение о разборе 2-й песни “Тавриды”..» («Северный вестник», 1805, № 8) он защищает метафорическую усложнённость стиля Боброва, ссылаясь на то, что вдохновение не подвластно правилам. А литературовед Владимир Коровин высказал предположение, что Бобров пользовался советами Неваховича при написании эпической поэмы «Странствующий слепец, или Древняя ночь Вселенной» (1807-1809).
Александр Шаховской
В 1809 году Лев Николаевич сближается и с известным поэтом и драматургом, будущим непременным членом «Беседы любителей русского слова», Александром Шаховским (1777-1848) и даже живёт у него в доме. Шаховской был занят написанием пьесы на ветхозаветный сюжет «Дебора, или Торжество веры», и он обратился к еврею Неваховичу именно как к знатоку истории Израиля и Священного писания. Вот что он потом напишет: «Я почитаю своей обязанностью сказать, что г-н Невахович, сочинитель “Сулиотов”, воспомоществовал мне не только своими сведениями в еврейской словесности, но даже он (по сделанному нами плану) написал некоторые явления 1-го и 2-го действий, переложенные мною с небольшими изменениями в стихи; многие мысли и изречения в роли первосвященика извлечены им из Священного Писания; политическая речь Деборы почти вся принадлежит ему. Итак, я с удовольствием признаюсь пред всеми, что его дарования, сведения и здравый ум много способствовали к успеху пиесы». В основе сюжета трагедии лежит библейский рассказ о подвиге еврейской пророчицы Деборы, избавившей свой народ от ханаанского ига. Однако для русской гражданской и патриотической поэзии начала XIX века библейская и, в частности, ветхозаветная образность приобрели особый смысл и значение. В сознании россиян (особенно накануне Наполеоновского нашествия) состояние гражданской ответственности за судьбу отечества ассоциировалось с Ветхим Заветом, с борьбой древних иудеев за освобождение Израиля. Так само еврейство Неваховича работало на идею русского патриотизма.
Интересно, что враждебные Шаховскому «арзамасцы» – новаторы приписывали писателю-еврею более значительное участие в создании трагедии. Литератор Дмитрий Дашков