крутой нрав старпома. Но и допустить, чтобы Клеф вообразил, будто она на его стороне, Альтия не могла. Она, собственно, и не видела, что там произошло. События достигли ее ушей лишь в возмущенном пересказе Янтарь. Янтарь, корабельная плотничиха, в тот момент находилась наверху, на снастях. К тому времени, когда она спустилась на палубу, Лавой успел удалиться. По мнению Альтии, это было и к лучшему. Еще не хватало открытого столкновения Янтарь со старпомом. Но конечно, случившееся лишь подогрело обоюдную неприязнь, что испытывали друг к дружке Янтарь и Лавой.
Зуботычина, которую закатил мальчишке старпом, сшибла юнгу с ног и отбросила его далеко в сторону – и всего-то потому, что бухта троса, над которой в тот миг трудился Клеф, получалась недостаточно ровной. Во всяком случае, не удовлетворяла личным запросам старпома. Про себя Альтия считала Лавоя законченным рукосуем и недоумком. Клеф был славным и старательным пареньком. Его хвалить надо было бы за усердие, а не лупить за малейший намек на провинность.
Они стояли на корме, глядя, как расходится кильватерный след корабля. Дальние острова казались маленькими зелеными кочками. Волны почти не было, но дул легкий вечерний бриз – и Совершенный использовал слабый ветерок, как только мог.
В последнее время корабль не только перестал мешать своему экипажу, но, кажется, делал все от него зависевшее, чтобы достичь Пиратских островов как можно скорей. Совершенный больше не вел бесконечных разговоров о морских змеях и даже оставил свою прежнюю заумь – насчет того, что на самом деле есть личность: то, что думается об этой личности другим, – или то, что данная личность сама о себе думает. Альтия покачала головой, глядя, как пикируют чайки на косяк рыбы, подобравшийся близко к поверхности. То, что Совершенный оставил привычку без конца умствовать, устраивало ее как нельзя лучше. Янтарь, кажется, нравилось вести с ним долгие философские беседы, но Альтию они только выводили из равновесия. Поэтому и перемену в его настроении они восприняли очень по-разному. Янтарь жаловалась, что носовое изваяние сделалось слишком замкнутым и немногословным. Альтия же полагала, что Совершенный, наоборот, испытал духовное исцеление и начал как следует сосредотачиваться на работе. Когда кто-либо – будь то живой корабль или человек – только и делает, что размышляет о своей внутренней сути, это до добра редко доводит. Она снова покосилась на Клефа. Юнга осторожно трогал языком изнанку разбитой губы. Голубые глаза смотрели куда-то вдаль. Альтия дружески подтолкнула его локтем:
– Вот что, отправляйся-ка спать. Придави немного, пока твоя вахта снова не началась!
– Ага, – отозвался Клеф равнодушно. Рассеянно посмотрел на нее. Потом словно вспомнил их недавний разговор и сказал: – Да знаю я, что надо просто засунуть язык в задницу и терпеть. Я этому здорово выучился, еще когда рабом был.
Альтия невесело улыбнулась:
– Вот так задумаешься, и окажется, что не больно-то много разницы между рабом и матросом.
– Ага, – повторил Клеф, на сей раз довольно-таки вызывающе. – Доброй ночи, госпожа второй помощник!
Повернулся