и пытался тянуться ко мне. Заметив боковым зрением небольшой серый камень, на обочине дороги, моя рука быстро схватила его. Этот булыжник был не большой, полностью влезал в кулак, но он имел форму капли. Я поместил тупой конец камня в ладони и стал наносить штыковые удары по лицу. Снова и снова. Десяток ударов и морда врага превратилась в серо-синее месиво. Только после этого оно перестало двигаться и отпустило мои плечи. Я отпрянул и начал тяжело дышать, повернув взгляд на Дмитрия. Точнее теперь можно было видеть только его ноги. Сверху над ним находились уже четверо понаехавших, включая ту, первую. А так же со всех сторон раздавались урчания и топот.
Можете счесть меня трусом или закидать гнилыми помидорами. Но я убежал. Возможно я и мог тогда спасти Дмитрия. Возможно. А возможно бы и погиб вместе с ним. Их было слишком много. Бегали они не очень быстро. Но факт того, что они бегали не дало бы мне возможности перебить их поодиночке. Я бежал без остановки и без оглядки. Через лес. Это сейчас я понял, что бежал на восток. А тогда просто бежал. В основном, путь пролегал через хвойные и смешанные рощицы, а иногда сменялся, заросшими травой, полянками. Я как-то даже пробежал через сельскохозяйственные угодья, но череда деревьев по кругу, посаженных для защиты посевов от ветра, не позволяли мне определить, в какой именно стороне находился местный колхоз. Я никогда прежде не бежал так долго и без остановок. Лишь перебравшись через железнодорожные пути передо мной возникло шоссе, за которым начиналось безбрежное зеленое море. Когда-то в детстве отец рассказывал историю о том, как один древни-греческий гонец, бежал сорок два километров без остановок, чтобы сообщить своему владыке о приближении армии врага. И как только он сказал свои слова, его сердце остановилось. Моё сердце не остановилось в тот момент, но силы уж точно иссякли и тело свалилось на траву у песчаного берега. Да даже если бы сердце и остановилось. Это всё же лучше, чем быть заживо съеденным.
Обычно, после тяжелой физической деятельности, люди спят очень крепко и в таких ситуациях сны не видят. Но я видел. Ну или запомнил потому, что проснулся не от того, что выспался. Во сне я ходил по аэродрому в Мирославле и искал первого пилота. Почему первого? Ведь я и так уже капитан. Я никогда не был вторым пилотом. Если не считать моё обучение в летной школе. Однако, не смотря на то, что искал я только одного человека, на аэродроме не было ни души. Как будто все люди занимались своей деятельностью и в раз исчезли. На своих местах стояли некоторые пассажирские самолёты с подогнанными трапами. То тут, то там стояли погрузочные машинки с прицепами, в которых были нагромождены рюкзаки всех размеров и расцветок. Ангары, тянущиеся от терминала почти до конца полосы поигрывали блеском жести. И тут задул ветер. Холодный и пронизывающий. Как черви, заползающий во все щели между складками ткани и словно горячим лезвием, обжигающий кожу. Прямо