пустынных площадей,
Под луной я потеряюсь, пропаду
В тусклом мире потерявшихся людей…
Рядом с пропастью тайны…
Рядом с пропастью тайны
Не оставь меня ночью одну.
Ты, любовь, обещай мне,
Что меня проведёшь по бревну.
Ты нежна, терпелива, —
Это дорого ценится здесь.
Ты смела и пуглива —
Это самая редкая смесь.
Ты, любовь, подскажи мне,
Как уйти, не оставив следа
В том заснеженном гимне,
Где хрустит под ногами мечта.
И поверь: даже мера
Беспросветной больной белизны —
Только вечная вера
В жизнерадостный трепет весны.
Дневниковая запись сильна…
Дневниковая запись сильна
Тем, что точно вскрывает она,
Разбирает и судит грехи
И проступки – и некуда деться
От рассудка её… Но стихи —
Репортажи из самого сердца.
Мы с тобой так устали, мой друг,
От своих несмыкавшихся рук,
Что не знаем, как их успокоить:
Наши руки не рады весне,
Их так трудно в постели устроить,
Наши руки живут, как во сне.
Наше сердце (не наши сердца)
Беспокойству не знает конца,
Но душевных бежит революций.
И над этой загадкой корпя,
Жизнью странной, растерянной, куцей,
Мы живём, попирая себя.
Кажется, осталось мне совсем немного…
Кажется, осталось мне совсем немного,
Вот дойду – и отдых разрешу себе, —
Но опять, как в сказке, делится дорога:
Потеряешь что-то на любой тропе.
Ну, какую ж выбрать? Может, между ними,
По колючим стеблям полевых цветов,
Еле слышно чьё-то повторяя имя,
Еле различая чей-то дальний зов,
Смутно вспоминая ноющую строчку
Про осенний листик, мёрзнущий в снегу:
Он лежал там долго ярко-жёлтой точкой
И на всех прохожих нагонял тоску.
Что за листик, чей он? Ах, почём я знаю!
Тот, у Пастернака, был совсем другой:
Он летал, метался, осень проклиная,
И о чьи-то двери бился головой.
Нет, что-то тревожное есть в рассвете…
Нет, что-то тревожное есть в рассвете,
И что-то жестокое. Красок контраст,
Бесстрастный какой-то и влажный ветер,
И скопище туч, словно снежный наст,
Тебя заперевший шутя: «Пусть бьётся,
Как зимняя птица в ночлеге своём».
И сумрачно так, и антенна рвётся
Куда-то, и нити дрожат у неё.
Я больше понять не могу рассвета:
Какие-то ящики грудой вдали
Согнулись и жмутся к забору, и это
Ещё не конец. С отсыревшей земли
Какой-то туман поднимается белый,
Берёза в нём скорчилась, еле