зазвучат птичьим переливом, то затихнут. Рисуют картинки и образы солнечными лучами на кружевной занавеске. Покорно и терпеливо ждут подходящих слов.
Другие обрушиваются лавиной, волной, наваждением, сметая все на своем пути. Они не позволят повернуться к ним спиной и начать ритуальный танец повседневности. Нет, они хватают, душат, бередят. Пока не уступишь страстному велению, не бросишь все, не выключишься из ритма и не возьмешь в руки тетрадь. Вот тогда они польются, не встречая преград. И будут слезы, любовь, приключения, отблески костров в ночной степи и ослепительное мерцание незнакомых созвездий.
Ты – только сейчас, только так. Морок, напасть, золотистое покрывало, долгий-долгий взгляд в двери мира, которые открываются только для тебя и тобой. Пока не будет дописано последнее слово.
И потом поднимаешь глаза, видишь нестертую пыль на книжной полке, брошенную на пол игрушку, знакомый узор обоев. И впускаешь в себя шорохи, вздохи и смешки родного дома. И думаешь с удивлением и восторгом: что это было? И куда ушло? Тут же спохватываешься с облегчением. Вот оно, тайные знаки, священные письмена, неведомые руны. Заклинание вечности и обещание райского блаженства, запечатленные синей шариковой ручкой в обычной тетрадке в клеточку…
Но все истории, как бы они ни приходили, хотят быть рассказанными и услышанными…
Любопытство
Сначала оно таится где-то на кончике языка и пальцев. Мир познается через фактуры: шероховатость ковра, прохладная гладкость листвы, тепло маминых рук. Круглое, мягкое, яркое, тяжелое. Разнообразие явлений и предметов, звуков, запахов и красок. Мир вокруг меня.
Потом любопытство плавно перетекает в ноги. Подняться, пробежать, забраться. Ступеньки и лестницы, запретные двери и небоскребы-горки на детской площадке. Смогу ли? Получится ли? А что будет? Я в мире.
И вот уже любопытство сосредоточено где-то в области сердца с легкой отдачей в голову. А если я заплачу, обнимут меня или рассердятся? А если я попрошу, согласятся или откажут? В многогранность ощущений вплетаются новые нотки – мелодия человеческого общения. Любопытство внезапно может стать стрелой, направленной прямо в сердце при виде незнакомых глаз. Или, напротив, распахнуться парашютом над морем веселой компании. Я среди людей.
И какое же счастье, восторг и удивление, когда приходит новая вариация любопытства, пульсирующая в районе облачного сплетения, направленная на внутренний космос. Кто я? Зачем я в этом мире? Бесконечное познание, ларцы с драгоценностями эмоций, чувств и ощущений. Я – наедине с собой.
Есть такие люди…
Есть такие люди, чей путь легок и звенящ. Они являют себя миру, и не боятся того, каким обернется мир для них. Они не медлят задавать вопросы и не отрицают ответы. Карманы их набиты историями, золочеными орехами, улыбками, фантиками и придорожными камушками, каждый из которых – сокровище. В глазах плещутся волны позабытых морей, чьи берега покинуты давно, но без сожаления. Когда они просыпаются, вчерашние сны, незаметно, золотистыми прядями, вплетаются в их спутанные волосы, чтобы при каждом повороте головы обещать неведомое. Они щедро делятся своими находками, с радостью соглашаются на чаепитие под тенью раскидистых яблонь в старом саду. Но всегда уходят, не оглядываясь и не закрывая за собой калитку…
Есть такие люди, которые растягивают пеструю сеть в надежде поймать придорожные песни; код заклятия, открывающего вход в пещеру с сокровищами или просто чей-то шепот у костра. Они завешивают окна золотистыми шторами, чтобы даже самый серый свет, проходя сквозь плетение нитей, обещал лето и тепло. Они хранят в своей библиотеке потемневшие от времени книги, написанные на всех языках сразу, но никогда не открывают их. Достаточно провести ладонью по ветхому корешку, чтобы зазвучало, пролилось, заворожило. Свои сны они охотно обменивают на пуговичные бусы и завтрашние новости, а тесто для пирогов замешивают на слезах. Они накрывают стол для чаепития пот тенью раскидистых яблонь в старом саду. А потом, тихонько вздыхая, закрывают скрипучую калитку за теми, кто ушел и унес с собой цветы их сердца…
Есть такие люди, которым никогда не надоедает слушать чужие истории и, перекраивая их, создавать свои, собственные. Или извлекать эти истории из глубин своей памяти и воображения. Которые любые эмоции, мысли, события, впечатления стремятся скорее облечь в оболочку слов, чтобы мир вымышленный стал сильнее, глубже, ярче, чем мир реальный. Такие люди, если и решат пускаться в путь, то даже не понимают, к какому горизонту направить шаги. Потому что и дорога для них – это всего лишь другая форма воображения…
Семейное древо
У меня, а теперь и у моей дочки – бабушкины глаза пронзительной синевы. В горле стоят чужие песнопения, слов которых я не знаю, только бродит мотив волнами, щекочет. Я совершенно тем же маминым жестом прижимаю к себе русую голову своего ребенка. И роспись становится похожей – те же плавные линии, тот же завиток. Я всматриваюсь в старые, пожелтевшие фотографии, и вижу жесты, взгляды, повороты головы. Вижу в глазах те же мечты и разочарования,