Аяяя-аяяй! – пел Том.
– Ты не очень, не очень, смотри, – периодически говорила Нина, – он может сильно обжечься. – Олеся молча курила, о чем-то думала. Как и ее немец. Может, он думал, что это такая традиция здесь:
– Жарить кого-нибудь перед свадьбой. – На счастье, так сказать.
– Жарься, жарься, зайчик! – покрикивал Томми. – Кто как хочет? Медиум? Жарься, сука, до медиума! Мы тебя слишком долго ждали. С Мотькой захотел поговорить по телефону? Тебе сколько раз надо повторять, что по телефону на работе разговаривать не надо? И знаешь, почему? Почему, я тебя спрашиваю, зайчик? Отвечай, отвечай. Теперь твоя очередь говорить.
– Ая-яй! – опять сказал заяц. – Ая-яй!
А Том опять пропел:
– Ая-яй! Аяяя-ая-яй! Где твой телефон?
– В кармане.
– Отдай его мне.
– Возьми. – Валера начал шарить в кармане, и, повернувшись, опять попал на горячую плиту. Он заорал, но все-таки вытащил телефон, и передал немцу, который стоял к нему ближе.
Галя вошла первой и тут же сказала:
– За присутствие гостя на кухне у нас двойная плата.
– Почему двойная? – спросила Олеся. – Том везде платил двадцать процентов. Во всей Европе – начала она объяснять свою позицию, – берут только двадцать процентов.
– За что?! – резко спросила Галя.
– За то, что гости сами участвуют в приготовления блюда.
– Повар – это вам не блюда, – сказала София.
– А мы считаем, что это блюдо, – нагло ответил Том. И добавил: – Или кто-то хочет заменить его?
– Я хочу, – сказала Даша. Она подошла к Тому, и неожиданно ударила по яйцам. Где-то в широких брюках они, видимо, болтались без присмотра. Потому что Том тут же присел, схватился за них, и промычал:
– Су-ка.
– И это еще не все, – сказала София. – Теперь мы будем жарить яичницу.
Они повалили Тома на плиту, но он вырвался. Дамы разлетелись в разные стороны. Зато для Алексея толстожопый охранник оказался открытым.
– Удар, еще удар! Еще! – и Том, помотав немного башкой, упал на плиту.
– Бифштекс натуральный, – сказала Галя. И дамы начали жарить Тома, напевая песню Круга, Мадам. Я уже не помню слова.
– Он даже не пытается слезть с печки, – сказала Нинка.
– Окумарился, – сказала Олеся. – Не соображает, куда надо ползти.
– Тварь, – почему-то сказала Нинка.
– Ребята, отпустите его, – сказал, наконец, Вальтер по-немецки. – Мы приглашаем вас на нашу свадьбу. Только отпустите его. Он может прогореть до степени полной прожарки: Велл Даун. Ибо это омрачит счастливейшее из событий моей жизни.
– Ты знаешь по-немецки? – спросили Дашу.
– Нет. Мы не собираемся воевать с Германией. Зачем, мне немецкий? Его давно уже никто не учит. Это вымирающий язык.
Тем не менее, Вальтера поняли. Тома отпустили.
Все, кроме Алексея вышли в зал. Он сказал, что все приготовит один.
– Идите, танцуйте, я сейчас