героин он влюбился с первого шприца. Героин соблазнял, был его товарищем по играм. Сейчас он превратился в чудовище, пожиравшее Симона изнутри.
В ванной Симон отыскал бинт, крепко обмотал руку и сел на диван в гостиной. Он ощущал умиротворение, но знал, что это чувство преходяще. Факин шит, мать его.
Когда все двери заперты и нет ключей, человек имеет право сдаться. Какой смысл предлагать противнику ничью, если расстановка фигур на доске ясно показывает, что ты не можешь выиграть партию.
Глухую, плотную тишину гостиной еще больше подчеркнула сирена – внизу, по Фолькунгагатан, проехала машина срочного вызова. Остановилась, помчалась дальше к Гётгатан. Звук пометался между стенами, исчез в прихожей, потом – дальше, во внешнем коридоре, оставив после себя ощущение внезапного присутствия и такого же внезапного исчезновения.
Тишина – это отсутствие звуков, подумал Симон. Точнее – неприсутствие звуков. Только когда нет звуков, можно прожить тишину. Можно ощутить оглушительную тишину в разгар футбольного матча – или обнаружить, что горный склон в глуши полон звуков.
Симон вспомнил долгие прогулки в лесах Витваттнета в Емтланде. Чаще – в одиночестве, но иногда в обществе Эйстейна. В основном молчали, а если переговаривались, то негромко. Почти шепотом.
Вопросы, которые он задавал себе ребенком, остались теми же.
Шумит ли, падая, дерево в лесу, если рядом никого нет и никто не может услышать шум?
Живет ли человек, если на него никто не смотрит? Или существование человека подтверждается только тем, что его видят?
Легенда не может родиться в отсутствие отголосков, и по этой же причине герою требуется зеркало. Зеркало есть свидетель, а герой – не герой, если на него никто не смотрит.
Симон в те годы всегда проводил лето в Витваттнете. Именно там он и познакомился с Эйстейном – у его родителей тоже был участок в коммуне. Мечты далеко уносили обоих мальчиков. Они собирались завоевать мир, а если не выйдет, то убить как можно больше народу. Ничего невозможного: у отца Эйстейна было два охотничьих ружья и старый револьвер времен Второй мировой.
Они могли бы каждый день ходить в поселок и убивать, сколько вздумается. Оружейный шкаф не запирали.
Симон услышал, как проехала еще одна машина экстренного вызова. Сирены отзвучали где-то во дворе, после них вернулась пустота, которую они только что украли, и гостиная обрела свою всегдашнюю болезненность.
Скоро начнется вытрезвление, и он станет разваливаться на куски.
Кишки взорвутся, мышцы скрутит, его тело будет выжато, словно тряпка.
В кухне Симон включил кофеварку. Приятно-бессмысленное опьянение еще не прошло; он сел за стол и закурил, ожидая, когда кофеварка зафыркает.
На перилах внешнего коридора лежал в бледном свете соседский черный кот. Симон подумал: а как это – убить животное?
Он подумал о соседке. Она частенько сидела, расстелив плед, во внутреннем дворе и читала. Иногда он тоже там читал, но на лавочке на игровой площадке. Соседка была очень красива и как будто родом