не удержавшись, оглядываюсь. За спиной стоит богато одетая молодая женщина. Красавица с длинными огненными волосами и светлыми глазами. В алых одеждах, она словно невеста, но глядит не по-доброму, и я догадываюсь, что вижу перед собой первую жену Шаккара – его повелительницу, Сарнай, и мне отчего-то становится жутко.
Пусть она не видит хорошо моего лица, но зато я вижу выражение ее глаз. Губы женщины улыбаются, а в глазах, таких же жестоких, как и у Шаккара, обещание скорой расправы, из чего я делаю определенные выводы – Сарнай была против второго брака. Интересно, почему все же дала согласие? Насколько я знаю, по обычаям народа моего мужа нельзя брать вторую жену без разрешения первой и одобрения ею кандидатуры невесты. Значит – дала. Значит – одобрила. Но в ее глазах я не выше уровня наложницы. Пусть ее уста говорят сладкие речи, взгляд обещает беду.
– Ты же знаешь мое имя? – не унималась первая жена. Шаккар покосился на нас и ухмыльнулся. Что-то подсказало мне, что в его лице я не увижу защитника, если Сарнай надумает навредить мне. Ходят слухи, что он без ума от своей Повелительницы, а значит, мне нечего даже надеяться на теплые отношения между нами.
Сарнай впилась в меня взглядом голубых, словно лед, глаз, ожидая ответа, и я просто кивнула.
– Это хорошо! – снова улыбнулась женщина.
Меж тем церемония плавно перешла в другое русло. Слуги принесли столы и подушки. Пока гости рассаживались, оставив перед столом новобрачных площадку, слуги подносили угощение. Я заметила, что Сарнай села за спиной нашего общего мужа и застыла каменным изваянием, но взгляд скосила, едва увидела, что я рассматриваю ее. Усмехнулась ехидно и отвела глаза.
Мне стало неловко, и я снова опустила взор, мечтая о том, чтобы эта ненавистная свадьба закончилась, и одновременно желая, чтобы продолжалась вечно, потому что знала, что последует за ее завершением.
«Надеюсь, Сарнай не будет присутствовать в нашу первую брачную ночь!» – подумала со страхом. Для себя я уже решила, что не подпущу этого мужчину к своему телу. Ни сегодня, никогда! Лучше смерть!
Гости приступили к пиршеству. Рабы заносили многочисленные блюда и расставляли на столах. Рабыни не уставали наполнять чаши вином, и только я сидела, пряча лицо под покрывалом.
Шаккар ел, но мало. Больше следил за пиршеством и все время странно улыбался, словно все происходящее его забавляло. Я иногда позволяла себе посматривать на него через толщу покрывала и видела, как сильные пальцы берут рис или кусок мяса с блюда и отправляют в рот.
От вида его рук меня передернуло. От взгляда на его губы я испытала страх и отвращение.
Сколько длился пир, я не знаю и не помню. Невесте не положено показывать в этот день свое лицо – меня накормили до обряда, да и если бы была возможность наравне с остальными вкусить со свадебного стола, вряд ли кусок полез бы мне в горло. Я помню, что просто сидела все это время, уронив голову вниз. Только один-единственный раз посмотрела на происходящее – когда танцевали танец мечей. Народ моего мужа славил этот танец, превозносящий