них вместо лиц – темные дыры. Я хватаюсь за меч, а меча нет. Тянусь к кобуре, но и она пуста.
– Эвона как, – завороженно проговорил целовальник. – И что было дальше?
Глеб хмыкнул:
– Дальше все было хорошо. Дальше я проснулся.
Назарий нахмурился и покачал головой.
– Сон твой и впрямь страшен, – тихо сказал он. – А мне сны вообще не снятся. Раньше я тревожился, но потом понял – лучше совсем никаких снов, чем такие, как бывают у тебя.
Целовальник сполоснул в ведре с водой второй оловянный стаканчик и принялся тщательно натирать его рушником.
– Что северные купцы? – поинтересовался он, меняя тему. – Купили твою свеклу?
Глеб оживился.
– Все купили, – ответил он. – И свеклу, и клубнику, и крыжовник. Золотом заплатили.
– Прибыльное, значит, дело – огородничество?
– Смотря что выращивать. Вот ты, например, знаешь, что такое огурец?
Назарий покачал головой:
– Нет.
– А скоро его во всех русских землях есть станут.
– Это вряд ли, – возразил целовальник. – Русский человек иноземную пакость в рот никогда не возьмет.
Глеб хотел высказаться, но вдруг замолчал и прислушался.
– Что это там за шум? – спросил он.
Прислушался и целовальник. С улицы доносились приглушенные голоса, и звучали они угрожающе. Целовальник нахмурился.
– Никак опять бродяги у кружала людей обирают, – с досадой проговорил он. – Совсем испаскудился народ. Ни богов, ни княжьей власти не страшится.
– Пойду посмотрю, – сказал Глеб.
Назарий посмотрел на него опасливо.
– Не ходил бы, – осторожно проронил он. – Бродяги нынче границ не знают, чуть что – за нож хватаются.
– Ничего. – Глеб поставил кружку на стол. – Посторожи мой сбитень.
Он слез со скамьи, поправил, откинув полу длинного плаща, ножны и зашагал к выходу.
На улице похолодало и свечерело. Черная, мокрая земля поблескивала в свете слюдяного фонаря. Снег в здешних местах и в январе был редкостью, а в марте его совсем не осталось. Глеб успел немного соскучиться по настоящим белым сугробам, серебрящимся в свете луны.
Чуть в стороне от кружала он увидел то, что ожидал. Трое здоровенных бродяг окружили богато одетого человека, который только что спешился с рослого вороного коня, и вымогали у него деньги.
Этап жалобного скулежа они уже миновали и теперь перешли к прямым угрозам. Глеб услышал, как странник приглушенно проговорил:
– Нету денег, мужики! Сварогом клянусь – нету!
Один из лиходеев ощерился.
– Чего ж тогда к карманам не пускаешь? Дай сами поглядим!
– Это мои карманы, – ответил путешественник, угрюмо глядя на бродягу. – И, кроме меня, туда никто руку не запустит.
– Карманы твои, – согласился другой верзила, еще выше прежнего, со смуглой разбойничьей физиономией. – А то, что в них, – наше. Кто по этой дороге идет, нам мзду платит. Плати и ты.
Глеб увидел, что двое из бродяг сунули правые руки в карманы залатанных кафтанов.