что стояло рядом со мной, ни единый листик не шелохнется. Или не ветер это вовсе?
Я посмотрел вправо и физически ощутил, как душа уходит в пятки. Потяжелели ступни ног, онемели – не поднять мне тела с надгробья, не убежать. А Шрам со своим дружком Жерновым шли прямо на меня. У одного кровавая рана в боку и зияющая дыра в том месте, где была коленка, у другого на тонком сосуде, свисая к подбородку, болтается выбитый глаз. Они шли, как зомби, ничего не замечая перед собой. И прошли в каких-то нескольких сантиметрах от меня, едва не задев носилками, на которых танцевала стриптизерша Таня Зуйко. Она крутилась на никелированном шесте, на верху которого, на Г-образной перекладине была закреплена веревка с петлей на хрупкой девичьей шее. Увидев меня, она беззвучно засмеялась и, спрыгнув с шеста, повисла на веревке.
Первым под землю провалился Шрам, за ним исчезли и все остальные. Но тут же на это место с высоты птичьего полета шлепнулось обезображенное тело Коли Берестова. Непонятно откуда появился вдруг майор Семиряднов в отутюженной форме, со своей неизменной папкой в руках. Он сел на корточки рядом с трупом, положил папку себе на колени и принялся что-то записывать карандашом. Увидев меня, он удивленно спросил, какого черта я здесь делаю.
«Я думал, ты с Лидочкой, – сказал он дребезжащим голосом, каким говорят актеры в кино с аномально плохой озвучкой. – Ты бы шел к ней, а то ведь и она здесь будет».
Я не хотел, чтобы Лидочка оказалась обитателем кладбища, поэтому дернулся. И проснулся.
Это был всего лишь кошмарный сон, и тем не менее на лбу от пережитого выступила испарина. И дыхание тяжелое, сбитое, как будто три километра пробежал.
Первым делом я попытался обнаружить Лидочку, но ее половина дивана была пуста, а в квартире угнетающе тикала тишина. Стрелки на часах указывали половину седьмого. Уже утро, а у Лидочки работа. Как же она, бедная, без сна?
Я протянул руку к телефону, лежавшему на журнальном столике за изголовьем, выудил из памяти ее номер, связался с ней. И облегченно вздохнул, услышав «алло» в ее исполнении.
– Ты где? – за строгостью в голосе я попытался скрыть нахлынувшую радость.
– Уже возвращаюсь. К тебе… Если ты хочешь, – спохватилась она.
– Хочу, конечно… А почему возвращаешься? Что, на работу не надо?
– Как это не надо. Я уже отработала…
– Так утро же!
– Здрасьте, ваше величество! Вечер уже… Ах, да! Извини, забыла предупредить. Я тебе снотворное вколола. И вместо обезболивающего, и чтобы спал крепко. А то знаю я тебя!
– Что ты знаешь?
– Что тебе на месте не сидится. А у тебя нога, между прочим…
Надо сказать, снотворное подействовало на меня благотворно: я чувствовал, что хорошо выспался, и нога совершенно не болела.
– Ты заслуживаешь прощения, – великодушно изрек я. – Так что давай быстрей, буду отпускать тебе грехи.
– У тебя хорошее настроение, – весело заметила она.
– Потому что я выспался.
– Олег так и сказал, что тебе нужно хорошо выспаться, – ошарашила