к другу – то на первый план постепенно выходит примат экономического во всех интранациональных отношениях. Внутри же более широкого единства «Европа» сохраняется, напротив, примат политической силы, несмотря на все прокладывающее себе дорогу так называемое «мировое» хозяйство, а фактически – всего лишь переплетение национальных хозяйств. Меняющиеся экономические мотивы европейской политики союзов перед мировой войной, в особенности борьба за внеевропейские рынки сбыта для европейского общества, которое становится все более индустриализированным и переживает неслыханный рост населения, не могут заслонить того, что как высшие позиции власти, так и резко отличающиеся от этих мотивов цели такого рода политических методов были вовсе не экономического происхождения – они суть дошедшие до нас остатки властно-политической эпохи Европы вообще. Мне кажется просто превосходным то, что Шумпетер написал по этому вопросу в своем глубоком исследовании по «социологии империализма». Экономический экспансионизм и империализм больших европейских государств никогда не привели бы к мировой войне, если бы не сохранились политические и военные комплексы власти, реальность, сущность и дух которых берут свое начало из властно-политической и докапиталистической эпохи Европы, восходя к периоду феодализма. Но затем Шумпетер очень уж искусственно спасает экономизм, когда после своего блестящего опровержения расхожего марксистского тезиса о том, что главной причиной мировой войны был, якобы, «мировой капитализм»[48], замечает, что существующая всякий раз политическая надстройка экономических производственных отношений может-де соответствовать более старой экономической фазе, чем та, которая существует в настоящее время. Странное quiproquo! Если экономические производственные отношения не обладали достаточной силой, чтобы в течение столь значительного времени, какое прошло с начала капиталистического, «динамического», в смысле Шумпетера, хозяйства, преобразовать политическую и правовую надстройку, то не должен ли быть тогда ошибочным весь экономический подход?
Указанный «закон порядка каузальных факторов» (с оговоренным ограничением) я не только попытался индуктивно верифицировать в трех фазах связных исторических процессов, но и – что я могу здесь лишь наметить, а не изложить детально – дедуктивно объяснить его из «учения о происхождении человеческих инстинктов» – которое я кладу в основу всей реальной социологии аналогично тому, как в основу социологии культуры я кладу учение о духе, – и одновременно из законов витально-психического старения, по которым определенные первичные инстинкты человека получают превосходство над другими первичными инстинктами в важнейших возрастных фазах. При этом под первичными инстинктами я понимаю такие системы инстинктов, из которых происходят все более специальные инстинкты, частью посредством дифференциации самого витально-психического процесса, частью посредством