надо полагать. Кстати, дочь, может, его уже и нет в гостинице… Где ты его вчера оставила?
– Папа, сегодня твои шутки неуместны.
– Я и не шучу. Я не на шутку серьёзен и боюсь, как бы моей дочери не отвели роль соучастницы и наводчицы.
– Папа, ты неисправим! Я уехала.
София быстро оделась и выскочила из квартиры.
До встречи с Германом придумала отмазку, чтобы потянуть время, авось до завтра ситуация изменится.
– А у вас разве не бывает санитарных дней? – увозя всё дальше от музея своего гостя, спросила София.
– Не знаю, никогда не слышал о таких днях. Думаю, и у нас иногда закрывают музеи по каким-либо обстоятельствам. На реставрацию, например… Но об этом, как правило, объявляют заранее.
– Нет, реставрация – это другое. А санитарные дни – это когда всё тщательно чистят, моют, убирают. Кажется, Герман ей поверил. Софии даже пришлось привезти его к музею и продемонстрировать закрытые двери, объяснив их санитарным днём. Хорошо, что Герман не знал русского языка и не понял разговора между оперативными работниками следственной группы, осматривающими место происшествия снаружи. Сегодня её обман удался. Но что она скажет завтра? Если даже крышу починят за один день и музей откроют, всё равно картины волшебным образом на прежнем месте не окажутся.
– Софи, вижу, у нас неожиданно образовался свободный день, так давай проведём его вместе, – Герман, казалось, смирился с неизбежностью прожить этот день без своих картин.
– Давай. Если хочешь, можно поехать к морю и погулять в ботаническом саду.
Пока Герман и София прогуливались по аллее среди испанских и нумидийских пихт, гималайских кедров, наслаждались шедевром ландшафтного искусства – каменными горками парка, засаженными кактусами, агавами, юкками, любовались меланхоличной вавилонской ивой, сам начальник следствия главка лазал по крыше музея и изучал место проникновения преступников. Сначала он планировал отписать отказной материал: ну что может быть ценного в наше время в захолустном городском музее? Подумаешь, картины какого-то неизвестного художника да ещё одного, известного лишь очень малому кругу специалистов, и то в Германии! Вот если бы из нашего музея были украдены картины такого величайшего представителя немецкого Возрождения, как Дюрер! Да откуда им тут взяться? Тем более что живописное наследие Дюрера невелико, ибо работал он главным образом в графике.
Продвинутый сыщик интересовался искусством не ради любви к нему, а дабы лишний раз продемонстрировать ближним, что не все менты обходятся одной извилиной, и той от фуражки. Он с удовольствием блистал своими познаниями в кругу коллег, за что и был прозван ими презрительно Интеллектуалом. Впрочем, сам «интеллектуал» этого презрения не замечал и даже гордился своим прозвищем не менее, чем двумя рядами значков отличия на кителе, который, к сожалению, приходилось надевать не так часто, как хотелось бы.
Сегодня он прибыл сюда по собственной инициативе и ради любопытства. Дело вначале