произошедшее не буквально, а, скорее, давал собственную интерпретацию того, каким его сотрудник себя воображает, и это всегда было смешно.
Худшее, что могло прийти Энди на ум, это сказать про кого-то: «Он из тех, кто думает, будто он лучше тебя» или, еще проще: «Он воображает, будто он – интеллектуал!» Энди понимал, что интересную идею может подать кто угодно, поэтому дипломы не производили на него никакого впечатления. Что же, в таком случае, было для него важнее всего? Слава, причем неважно, былая, только что обретенная или уже потускневшая. Красота. Классический талант. Талант новаторский. Важен был всякий, кто что-либо сделал первым. Что-то типа дерзости. Умение прекрасно рассказывать. Деньги – особенно большие, очень большие деньги, доставшееся по наследству богатство, связанное с известными американскими брендами. Что бы ни думали читатели разделов светской хроники, которые на протяжении стольких лет видели имя Энди в печати, когда он в очередной раз встречался с членами европейских королевских семей, – как раз все эти иностранные титулы не производили на него ни малейшего впечатления: более того, он всегда абсолютно неверно их понимал или, как минимум, жутко коверкал, пытаясь произнести. Собственный успех Энди никогда не воспринимал как должное – он лишь был невероятно рад, что сумел его добиться. Его неизменная скромность и вежливость нравились мне в нем больше всего, и в какую бы сторону он ни изменялся за все то время, что я была с ним знакома, эти его качества всегда оставались прежними.
Через несколько недель моей работы в качестве бесплатной приходящей машинистки настала пора усиленных занятий перед экзаменами в середине семестра, поэтому я перестала ездить в даунтаун, на «Фабрику». Мне казалось, Энди даже не заметит моего отсутствия (я еще не понимала, что бесстрастное выражение его лица не означает, что он не воспринимает вокруг себя все-все, до мельчайших деталей), и потому я была поражена, когда кто-то, постучав в дверь моей комнаты в общежитии, пригласил подойти к телефону на этаже: «Тебя какой-то Энди». Я не могла поверить, что он вообще знал, где я учусь, не говоря уже о том, в каком общежитии живу. А он, оказывается, решил выяснить, куда я подевалась. В ходе нашего разговора он даже попробовал «заманить» меня, чтобы я наверняка вернулась: предложил оплачивать мои поездки на метро в оба конца – ведь я же ездила к нему «на работу». Билет в одну сторону стоил тогда двадцать центов.
В 1968–1972 годах на «Фабрике» в основном шли съемки полнометражных фильмов на 16-мм кинопленку (впоследствии их перевели в обычный формат, 35-мм, для проката в кинотеатрах), снимались же в них либо эксцентричные личности из числа завсегдатаев «Макса», либо те, кто специально появлялся на «Фабрике», желая, чтобы их заметили. Летом 1968 года, пока Энди лежал дома в постели и его раны еще не зажили, Пол Моррисси, выпускник Фордемского университета, успевший поработать в страховой компании и до покушения на Энди помогавший ему на «Фабрике», снял собственный фильм – «Плоть».