согласился Егор и ударил бродягу «орлиным клювом» – простейшим ударом из арсенала боевого каратэ, прямо по сонной артерии….
«Нормально всё, браток!», – зашептал внутренний голос. – «Тут времена – не приведи Бог! Только сильные выживают, да жестокие! Нормально, не переживай, привыкнешь!».
А Егора откровенно мутило. Приходилось ему уже, в жизни своей совсем недлинной, и людей убивать, да и всякое…. Но эти Времена чётко обещали, мол: «Здесь кровь – дело обычное, каждодневное…».
Сзади послышались странные звуки, Егор резко обернулся. Пётр безвольно лежал на земле, всё его длинное и неуклюжее тело сотрясала сильная дрожь, на губах пузырилась розовая пена. Егор метнулся к царю, положил его голову – себе на колени, крепко зажал правой рукой, левой достал из-за голенища сапога нож, аккуратно разжал царские зубы, вставил между ними лезвие ножа.
Припадок длился минут десять. Наконец, тело царя перестало выгибаться в дугу, на лице появилась маска блаженства, губы сложились в неуверенную улыбку.
– Всё, кажется, отпустило! – облегчённо выдохнул Пётр, глядя на Егора чуть смущённо и жалобно. – А эти двое? Убежали?
– Успокоились, родимые! – невесело усмехнулся Егор. – Кстати, их подослал князь Степан Одоевский. Знаешь такого?
– Как не знать! – глаза Петра вспыхнули от нешуточного гнева. – Верный пёс моей сестрицы-Софьи. Гадюка! Никак не может успокоиться, сволочь! Зло тихо летать не может …
Бросив удивлённый взгляд на два мёртвых тела, царь взобрался в повозку, похвалил скупо:
– А ты, Алексашка, хват! Далеко пойдёшь, братец, не заворуешься если …
Подхватив свою берёзовую палку, Егор уселся рядом с Петром, нежно взмахнул вожжами, ласково попросил сонную лошадку:
– Поехали, дорогуша!
До Преображенского дворца они добрались уже без всяких приключений. Ехали молча, почти не разговаривая, Егор только вскользь полюбопытствовал – о природе недавнего припадка.
Пётр нахмурился:
– Года три назад отравить пытались меня…. Лекарь Фурье насилу отпоил тогда каким-то отваром. Но иногда всё возвращается, особенно – если волнуюсь…
«Особенно – если испугаешься до полусмерти!», – незлобиво усмехнулся про себя Егор.
Проехали через распахнутые ворота, окованные широкими железными полосами, от ближайшего деревянного терема им навстречу побежали взволнованные люди: конюхи, стольники, офицеры, кто-то в генеральском мундире, впереди всех – Никита Зотов, абсолютно трезвый, расчёсанный, без парика, с ухоженной кудрявой бородкой, в тёмной ферязи, – совершенно непохожий на себя вчерашнего.
– Государь, государь! А мы то уже извелись все! Уже и не знали, подумать чего! Матушка ваша, Наталья Кирилловна, всю ночь не сомкнула глаз …
– Помолчи, Моисеич-Зотыч[2]! – устало прервал его Пётр, ткнул указательным пальцем в Егора. – Вот этого человека зовут – Алексашка Меньшиков! Данилыч – по отцу…. Подготовь Указ. Назначаю означенного Алексашку