друга? Ну ты смелый, Паш! Я бы на этого намордник надел, – сказал Курт, понаблюдав за сценой собачьего знакомства. – А я всё – закончил дела. Предлагаю отпраздновать! – И, порывшись в брошенном у крыльца пакете с кормом, выудил розовую, сверкнувшую, как вечерний снег, бутылку крымского шампанского. – Ребята, будете? Я теперь пошёл по игристым винам. Знаете, почему? Мне нравится звук хлопка. Можно по-всякому стрельнуть – и так и сяк. Пальнём? Пашка, тащи посуду!
– Я эту вашу гадость не пью, – холодно отозвался Пашка. – Только идиоты кайфуют за счёт клеток мозга!
Курт тихо рассмеялся и принялся развинчивать проволочку.
– Ася, а ты? – И, на миг остановив движение, взглянул на растерявшуюся Асю. Он смотрел внимательно и с надеждой, как будто от её решения зависело многое.
Потом Ася жалела: надо было не строить из себя недотрогу, а спросить – в честь каких таких завершённых дел шампанское? И предложить встречный тост – за приют, за собачье везение. Может, тогда день пошёл бы иначе. Но в ту минуту она отпрянула, словно ей предложили яд.
– Нет, я не хочу! Нам ещё с Лёшкой в гости! Я совсем не могу!
– Значит, никто не хочет? Ладно! – сразу смирился Курт и, завинтив проволоку, поставил бутылку под лавку. Его оживлённое секунду назад лицо ушло под плотное облако. – Ну, наверно, тогда пошёл я… – сказал он и, сделав несколько шагов, обернулся. – Паш, ты прости меня в честь Прощёного воскресенья! Ася, и ты!
– Это завтра, – заметил Пашка.
– Ну да. – Курт кивнул и взял было разгон в сторону орешниковой тропы, но опять что-то остановило его.
Он вернулся к домику.
– Я ключи тут у тебя повешу, запасные, ладно? А то родители уехали на неделю. А мне, наверно, придётся лететь… в Берлин. Может так получиться. Да и вообще, вдруг дверь захлопнется. У меня там «собачка» – всё никак не откручу.
Пашка дёрнул плечом – мол, мне-то чего, вешай.
Порывшись в кармане, Курт выудил ключи и, взбежав по ступеням, нацепил на гвоздик за дверью.
– И бутылку забери, – напомнил Пашка.
– А как же! – улыбнулся Курт, подхватил из-под лавки шампанское и, на ходу отвинчивая проволочку, нырнул в орешник.
Ася проследила, как угасают за ним шум и колебание ветвей. А затем в отдалении раздался выстрел пробки.
– Мне тоже уже пора идти, – проговорила она и огляделась в поисках брошенной сумки.
– Хочешь – приезжай ещё, будешь помогать, – придерживая Гурзуфа, сказал Пашка. – Я в выходные тут рано. Выпускаю их попастись, пока народ не повалит.
– Я приеду! – кивнула Ася с готовностью.
Когда она уже пробиралась по тропинке в орешнике, её слух уловил важное. Развернувшись и взявшись обеими руками за сухие кончики веток, Ася прислушалась. Далёкий, но всё-таки различимый голос Пашки произнёс:
– Александр Сергеич! Мне надо с вами поговорить, насчёт Курта. Срочно!
Странно и печально было Асе уходить из приюта. Она шла талой тропой и чувствовала,