пули прошли чуть левее сердца и несколько ниже.
– Ты продырявил мне левую стенку желудка, – прокомментировал Семеныч со знанием дела. – Сквозные ранения, от таких не умирают. А у тебя вместо сердца форшмак. Хана тебе, капитан.
– Хана, – согласился Бондарь, забросив в рот мятную таблетку.
– Три-ноль в мою пользу. С тебя шестьдесят рублей, капитан.
Бондарь безропотно отсчитал проигранные деньги. «Если бы освещение было получше, – подумал он, – я бы не промазал». Но Семеныч настаивал, чтобы стрельбы проводились в сложных условиях. По его словам, полутьма и предельная дистанция создавали обстановку, похожую на боевую. «Умение попасть в ярко освещенный кусок картона с десяти метров ничего не доказывает», – любил повторять он.
Бондарь был полностью с ним согласен, хотя не видел в Семеныче серьезного соперника. Старик пускался на уловки с приглушенным светом лишь для того, чтобы его мишень невозможно было разглядеть издали. Как правило, она была прострелена заранее и чуть ли не в упор, о чем свидетельствовал характер пулевых отверстий. Бондарь давно догадывался об этом, но помалкивал. Его интересовала собственная меткость, а не дырки, проделанные Семенычем. А собственная меткость оставляла желать лучшего.
– Может, в следующий раз удвоим ставки? – предложил Семеныч.
– Вот вернусь из отпуска, – сказал Бондарь, – тогда поглядим.
– Отпуск? Сейчас?
– Зима – самое подходящее время для отдыха. Не люблю столпотворений.
– Да я не про зиму, – отмахнулся Семеныч, – я про общую обстановку. Время тревожное. Слыхать, у вас, оперов, дел невпроворот.
– На мне свет клином не сошелся, – буркнул Бондарь. – Без меня людей хватает.
– Странно. Кто ж тебя отпустил?
– Руководство.
– Ну, ему виднее, – сдался Семеныч, твердо решив про себя, что сегодня же подаст рапорт о своих опасениях по поводу поведения оперуполномоченного ФСБ Бондаря Е. Н.
Правда, точно такое же решение принималось и вчера, и позавчера, но до сих пор осуществлено не было. Семеныч никак не мог заставить себя заложить любимчика начальству.
Между тем с капитаном явно творилось что-то неладное. Прежде он почти всегда выполнял стрельбы с лучшими результатами по управлению. Теперь его показатели ухудшались с каждым днем.
«Что же с тобой происходит, сынок? – размышлял Семеныч, привычно разбирая свой пистолет, из которого на самом деле было выпущено шесть пуль, а не три. Первые выстрелы отгремели рано утром, когда в тире никого не было. Продолжение последовало уже в присутствии Бондаря, когда задача Семеныча заключалась в том, чтобы случайно не задеть мишень, оставив на ней лишнюю пробоину. Он, как всегда, проделал свой трюк безукоризненно, но привычного удовлетворения не испытывал. Очень уж его беспокоило нынешнее состояние Бондаря.
«Выбрит плохо, – отмечал про себя Семеныч, – веки воспаленные, пьяным не назовешь, однако и к трезвым причислить язык не поворачивается.