и, громко топая разбитыми башмаками, зашагала к своему ненаглядному сыночку. Братья находились под изрядным хмельком, но, с учетом серьезности момента, держались на ногах довольно твердо. Встречая по дороге знакомых, малознакомых, да и вовсе посторонних субъектов, близнецы оглашали печальную весть.
Толика знал весь город. Народ выражал сочувствие. Мужчины вздыхали, скорбно поджимали губы и опускали головы, а женщины всплескивали руками и жалобно охали.
Морг, небольшое квадратное зданьице, находился на задворках городской больницы. Дарья Петровна уверенно взошла на невысокое крыльцо и проследовала внутрь, а близнецы остались во дворике. Как только мамаша скрылась, Славка извлек на свет бутылку все того же «Кавказа», грязный стакан и, пробормотав: «Помянем», налил сначала брату, а потом выпил сам.
Матушка Толика не появлялась примерно с полчаса, а когда вышла, сообщила братьям, что хоронить сына будет завтра, ближе к вечеру, что его решили не вскрывать, поскольку патологоанатом (или, как она выразилась, «резник») пребывал в отпуске, и что сейчас необходимо заняться подготовкой к погребению, то есть позаботиться о гробе, могиле и отпевании. Упокоиться новопреставленный должен был на старом кладбище.
Вот наше повествование и вернулось к тому, с чего, собственно, и началось, а именно к разверзнутой могиле, перед которой стоял гроб с Толиком Картошкиным.
Время приближалось к шести. Нынешний день был жарким, даже душным, но начинающийся вечер принес небольшую прохладу. Солнце скрылось за облаками, повеял слабый ветерок, запахло дождем.
На кладбище царила почти абсолютная тишина. Ее почти не нарушало даже присутствие нескольких людей, пришедших проститься с покойным. Несмотря на многочисленные знакомства и широкую известность, не все бывшие собутыльники решились являться на похороны. Кто-то, предчувствуя и для себя подобный конец, не пошел из суеверия. Другие, узнав, что поминок, а значит, и случая промочить горло не предвидится, решили помянуть покойного по-своему. Словом, все выгляделоло скромно, даже убого.
Народ топтался в некотором отдалении от гроба, не зная, как вести себя дальше. У всех имелось только одно желание: поскорее заколотить крышку, закопать гроб, достать принесенные с собой бутылки и закуску и выпить за упокой души раба божьего Анатолия Картошкина.
Среди пришедших проститься стоял и тот самый прихиппованный мужчина в джинсовом костюме, откликавшийся на имя Шурик. Он по-прежнему улыбался. Кроме близнецов, он не был никому знаком, но в данный момент Славка и Валька не обращали на него никакого внимания. Они выступали в качестве распорядителей похорон, и их переполняло чувство ответственности и собственной значимости. Славка держал в руке молоток, а Валька букетик полевых цветов.
– Скажи, тетка Дарья, последнее слово, – обратился Славка к мамаше.
Та вышла вперед, взглянула на посиневшее лицо сына и проглотила застрявший в горле комок.
– Что же тут скажешь, – начала она суровым голосом, в котором, однако, чувствовалась