куда угодно отказниками? Я сильно сомневаюсь в этом.
Именно с такой позиции и была написана повесть. Которую я отдал в руки друзей и знакомых, дабы понять, что выжал из себя с этой немыслимой, всепоглощающей мукой, преследовавшей во время написания «Зверя»?
Ответ на этот вопрос придется искать вам, читатель, в сборнике, созданном за десять лет и менее, чем за год. В адовых страданиях и с необычайной легкостью. Очень долго и невероятно быстро. Я попытался разрешить хотя бы часть вопросов, что задавал себе столь долгое время. Вам решать, насколько полезен оказался мой труд.
С искренним уважением, Кирилл Берендеев.
Дом на Кайзерштрассе
Неизвестный автор «Жители города Хеб салютуют немецким войскам, занявшим Судеты»
От конечной трамвая он шел, насвистывая «Рио-Риту». Улица темнела предзакатными сумерками, быстро наползавшими на город. Редкие прохожие спешили укрыться по домам, фонари светили не так ярко, как в центре, сразу видно, окраина города, пускай и столицы. Он свернул на Кайзерштрассе, его шаги по булыжнику негромким эхом отдавались меж обступившими двух – трехэтажными домиками. Песенка кончилась, он принялся насвистывать заново старый мотивчик, ноги сами понеслись в пляс. Левая нога подводила, подволакиваясь в самые неподходящие моменты, да он и не умел танцевать. Разве что танго, которому когда-то выучила его Чарли. Давно, еще до его отъезда в Австрию. Сколько ж лет прошло с той поры. Всего шесть? Он даже удивился, кажется, целая жизнь. Через месяц после поджога Рейхстага ему стукнуло двадцать четыре, а ей все еще оставалось, как говорила сама Шарлотта, только двадцать два.
Мотивчик не выходил из головы, даже когда он поднялся на крыльцо и сперва позвонил в дверь, а затем и постучал, вспомнив про условный сигнал. И только услышав шаги, немного успокоился и утишил «Рио-Риту». Дверь открылась.
– Чарли, – он поцеловал девушку в обе щеки, – как я рад тебя видеть. – Прошел в прихожую, оттуда, сняв плащ, в гостиную. Навстречу вышла вся их компания, – Гретхен, Клаус, Алекс, вы уже собрались?
– Да, ко всеобщему удивлению, запоздал только ты, – только сейчас он услышал, как в патефоне, стоявшем у окна, играет марш «Старые товарищи», заметно шипя и потрескивая: новая игла царапала старый шеллак. Хор восторженно напевал, да пластинка подводила. Пару раз певцы повторяли одни и те же фразы под удары барабанов и покряхтывание духовых. Клаус и Грета пытались танцевать, сбились как раз, когда вошел Роман.
Кройцигер огляделся. Все как и прежде, как и три месяца назад, когда он последний раз был у Шарлотты. Неизменные фикусы на подоконниках, душистая герань против моли на бюро, книжные шкафы с манускриптами, оставшимися от дедушки, сервант и горка с довоенным саксонским фарфором. Куда-то задевалась «наследство», как выражалась Чарли, – две головы работы Франца Мессершмидта.