Татьяна Масс

Я уехала в кантон Ури. Дневник эмигрантки


Скачать книгу

is>Редактор Александр Рубин

      © Татьяна Масс, 2017

      ISBN 978-5-4485-3420-1

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Письмо Анны к Марии

      «Мария, бонжур!

      Ещё нет и десяти дней после нашего расставания на вокзале в Безансоне2, а мне кажется, что прошло уже полгода. За это время я изменила своё «социальное лицо», пройдя от обычной русской до обычного просителя статуса политического беженца во Франции. Эти изменения, конечно же, отзовутся и внутренними переменами, но пока я всё та же. Мне хочется так думать, во всяком случае. Я обещала вам написать сразу же, как только мы устроимся, но теперь понимаю, что этого условия мне пришлось бы ждать слишком долго: мы до сих пор ещё не устроены.

      В том поезде, который увёз нас из Безансона в Лион, оказался один русский: то ли новый русский, то ли браток. Эти типажи ведь мало отличаются своим обличьем: крепкие руки с обязательной печаткой, бычья шея… Но мне он стал почти симпатичен своим назойливым сочувствием к нашей бесприютности, проявлявшейся в том, что криминальный нувориш этот горячо советовал нам переменить маршрут и сдаваться в Лионе, так как на юге – в Монпелье, куда вы нас отправляли, сейчас, по его словам, слишком много беженцев-арабов.

      Мы, доверясь совету опытного, вышли в Лионе, который мне показался городом энергичным и шумным, но и только. На другие впечатления у меня уже не было cил: все мои внутренности обмирали при мысли, что сейчас придётся сказать ту фразу, которой вы нас научили: «Же ве деманде азиль политик» – «Я хочу попросить политическое убежище». Выйдя из поезда, я сознательно оттягивала время этой фразы… мы прошлись по вокзалу… купили булочки… выпили сока, а приближающийся вечер неминуемо грозил поисками ночлега. Я подошла к полицейскому и, будто прыгнув в ледяную воду, произнесла эту фразу на моём ужасном французском. Это было трудно. Я и не представляла себе, что это может быть ТАК трудно…

      Впрочем, мне пришлось повторить эту фразу раз пять, прежде чем до француза в непривычно элегантной для стража порядка форме дошло, что прилично одетая дама с домашним ухоженным ребёнком (я пытаюсь увидеть нас его глазами) хотела бы стать беженкой в его стране. Я увидела, как в его глазах мелькнуло нечто, что совершенно точно отразило перемену в моих отношениях с внешним миром. Впрочем, корректный полицейский не стал слишком долго заморачиваться над своими впечатлениями и направил нас в ночлежку, где проводят первые ночи на французской земле беженцы всех рас и национальностей – маленькие жертвы великого переселения. Захлёстнутые этой огромной волной – цунами, они растеряны и потеряны, но при этом довольно цепки и практичны, как беспризорники у случайного огня.

      Привокзальная ночлежка оказалась довольно утлым пристанищем. Расположенная в стене старого железнодорожного виадука, она как ласточкино гнездо над пропастью, ходит ходуном и скрипит, когда под мостом проносятся электрички.

      Койко-мест на всех бесприютных не хватало, нужно было пройти тест, то есть, собеседование в кабинете у пожилой дамы, директрисы попечительского совета этого богоугодного заведения. Она была скорее строгой, чем милостивой, хотя и то и другое было так сложно в ней намешано, что без чтения «Человеческой комедии» Бальзака тут не разберёшься. Сухая, хорошо причёсанная мадам в элегантном брючном костюме разговаривала со мной с профессиональным оттенком лёгкого аристократического пренебрежения, к которому примешивалась, однако, доля некоторого любопытства. По её придирчивым взглядам на мою одежду я поняла, что хорошо одеваться для беженцев – неприлично. Когда после долгих расспросов на французском, английском, а также языке жестов нас запустили, наконец, в ночлежку, там на крошечной кухне готовили себе сложно-ароматную пищу к ужину цыгане, албанцы, сербы. Услышав в этом вавилонском смешении языков армянскую речь, я обрадовалась, как будто встретила сестру родную.

      Армянка Зина была с четырёхлетним сыном, толстым румяным мальчиком. Зина – полная, по-восточному солидная женщина, с ярко накрашенными губами, с причёской из химической завивки, с облупленным лаком на ногтях. Зина, как я поняла из её уклончивых рассказов, профессиональная беженка, она ездит по всей Европе, проживая то в одной стране, то в другой, пока не выгонят. Выгонят из Германии, едет в Испанию. Какую радость она находит в жизни такой, мне оставалось только догадываться.

      После ужина (замороженные пакетики, разогретые в микроволновке) нас отвели в спальню, где стояли рядами около тридцати металлических коек. В душной комнате уже спали женщины и дети. Мужчины располагались в другом помещении. Я, хоть и устала, заснуть не могла, наверное, из-за цыганок, которые всю ночь мирно просидели в дальнем углу спальни, тихонько разговаривая между собой.

      На другой день рано утром нас разбудили и отправили в префектуру, где мы с Митей отстояли огромную очередь, чтобы получить рандеву в этой же самой префектуре. Нам назначили это рандеву, так во Франции называются, оказывается, и деловые встречи, а не только любовные свидания, на январь. Сказали, что нам ещё повезло, так