не сходила. Этакий голубой воришка из бессмертного произведения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Я не мог даже на секундочку вообразить себе, что тайное хищение чужого имущества, кража, могло бы в результате перерасти в открытое, то есть в грабеж. Слишком уж это не сочеталось с образом этого открытого парнишки, уже, как это ни странно, с радостью хлебнувшего режим пансионата общего режима. Мишаня остался верен своей профессии и недозволенную линию между кражей и разбоем так и не переступал.
На следующий день был суд по избранию мне меры пресечения. Судом это сложно назвать, скорее судебный фарс. Следователь откровенно завирался, прокурор вообще материалов не читал. Судья сидел со скучающим, абсолютно безразличным лицом, и то, что перед ним человек со своей судьбой, которую росчерком пера он в одно мгновение может переломить, его ни секунды не заботило. Одним больше в тюрьме, одним меньше, какая разница! С него все равно никто никогда не спросит о правосудности и обоснованности этого решения, так зачем тогда думать, вникать? Действительно, «тапочное» правосудие… стук… бах… поехали на первые два месяца в СИЗО… следственный изолятор города N.
Через несколько часов я уже сидел в воронке с 11 такими же арестантами, следующими из изолятора временного содержания (ИВС) в СИЗО. Сказать, что мы находились как селедки в бочке, – это ничего не сказать. В отделении в машине, которая предназначена для 4 арестованных, нас запихали 11 человек, и 10 из них курили. Я не курил, хотя в тот момент я осознал, что лучше бы я все-таки курил.
По всей видимости, в воронке (автозаке) я был единственным человеком, так или иначе ощущающим дискомфортное состояние. Все остальные были настолько беззаботны и счастливы, что их эйфорийное состояние периодически цепляло и меня, и волей-неволей я улыбался, смеялся и даже шутил. «В тюрьме приходится улыбаться с осторожностью, потому что хищные люди считают улыбку слабостью, слабые люди рассматривают ее как приглашение, а охранники – как повод сотворить какую-нибудь новую пакость»10.
Казалось, что пребывание в этих нечеловеческих условиях, откровенно говоря, абсолютно антисанитарных условиях, доставляло им удовольствие, такое же, как нахождение в бане в парилке, что по температурному режиму было практически сопоставимым. Туберкулезники, наркоманы, ВИЧ-инфицированные… все в одном отделении, при температуре на улице +25 градусов, а внутри все +50. Все начали раздеваться, и запах, точнее, вонь от немытых потных тел заполнила каждый кубический миллиметр пространства. Смесь вони этих тел и курева… Я еле сдерживал рвотные позывы, зажмурившись, чтобы к вони не добавлялась визуальная картинка текущих потных наркоманских тел, покрытых язвами от употребления такого наркотика, как «крокодил», постоянно почесываемыми грязными ногтями. Казалось, что этим смрадом пропиталась каждая молекула моего тела, и только искрометный юмор Мишани хоть как-то освежал и спасал ситуацию.
Боюсь