солнце или перепил анисовой водки. В худшем – сообщат об инциденте российскому консулу и порекомендуют определить Юрьева в психиатрическую лечебницу. Если же ему все-таки поверят и чудом обнаружат улику, то Юрьеву придется давать свидетельские показания, подписывать протоколы и заполнять анкеты, а он не имел права привлекать к себе повышенное внимание блюстителей порядка. Общение с ними чревато срывом встречи со связным. Рассказывай потом начальству про руку на дне. Проваленная операция может стоить карьеры, а переквалифицироваться в дворники Юрьев готов не был. При одной мысли об отставке у Юрьева возникло чувство, напоминающее изжогу. Моральную.
– Плохо, – подтвердил он, вымученно улыбаясь.
– Алкоголь синдром? – нахмурился Папá.
Ах, если бы причиной было банальное похмелье!
– Да, – соврал Юрьев. – Небольшой перебор вчера случился.
– Не рекомендуется делать миксы.
– Гм, миксы?
– Смеси, – подобрал синоним Папá. – Кто не мешает с пивом мастику или ракию, у того голова болеть не будет.
«Будет, – мысленно возразил Юрьев. – Она уже болит, голова. Раскалывается от тревожных мыслей».
Мимо прошла супружеская пара преклонного возраста. Немцы, как определил Юрьев, были обряжены в пестрые одежды и весили вместе центнера два. Толстенные, порозовевшие от солнца, с тяжело колыхающимися телесами и кривыми ножками, они походили на мультяшных слонов или бегемотов. Но забавными они Юрьеву не показались. Он бессознательно взглянул на руку немца, прикидывая, какую силищу и точность необходимо приложить для того, чтобы отсечь ее одним ударом. К горлу подкатил ком. Юрьев провел ладонью по глазам, прогоняя видение, подброшенное мысленным взором.
– Давно хотел спросить вас, – сказал он, вставая, – в здешних водах водятся хищные рыбы?
– Как же иначе? – удивился Папá.
– И чем они питаются? Кем? – поправился Юрьев.
– О, корма хватает. Все кого-нибудь кушают. Так устроен мир. Глобаль аппетит.
Вот уж действительно. Вместо того чтобы корпеть над заумными манускриптами, философам следовало бы поспрашивать о смысле жизни у простых людей.
– Акулы? – предположил Юрьев.
– Есть и акулы, есть, – подтвердил Папá с такой гордостью, словно лично сотворил их и запустил в море.
Глядя на него, трудно было удержаться от улыбки, но Юрьев удержался. Он опасался, что его улыбка будет воспринята как страдальческий оскал.
– На людей нападают? – спросил он.
Папá расхохотался, качая головой:
– Черноморские акулы, или катраны, как их иногда называют, маленькие, размером с собаку. – Он развел руки в классическом жесте рыбака. – Нет причин для фобии. Скверная водка, смешанная с пивом, – вот что по-настоящему опасно для жизни. Убийственная, ха-ха, смесь.
По привычке Юрьев проанализировал смех, делая это автоматически, как компьютер, настроенный на определенную программу. Когда в хохоте преобладает буква «у»,