на забрызганный жиром линолеум. Азартно чавкала кошка Маруська. Все громче и громче подвывала Катерина, продолжая сжимать в кулаке вилку с никому уже не нужной котлеткой.
А за окном по-прежнему благоухал майский вечер, верещала детвора, в московских окнах зажигался негасимый свет.
Жизнь продолжалась. Как, впрочем, и смерть.
3
Глаза у Кабира Хакима были как две мокрицы, влажно блестящие на солнце. Этими непроницаемо-черными глазами он провожал взглядом приметную девичью попку, едва умещающуюся в шортах, и размышлял, что, как и куда конкретно он запихнул бы этой сучке между ног, попадись она ему в горах.
Автоматный ствол, собственный член, а под конец – гранату «Ф-1» с вытащенной чекой.
Именно эти предметы и именно в такой последовательности, никак иначе. Удовольствие должно возрастать постепенно, только тогда им наслаждаешься в полной мере. Тем более что удачные взрывы порождали в Кабире состояние, превосходящее по остроте любой оргазм. Разложи перед ним самую пышную блондинку, но лиши его при этом гранаты, и ощущение восторга оказалось бы не полным. Собственно говоря, восторга могло не возникнуть и вовсе. Устоявшиеся привычки, они порой играют с мужчинами скверные шутки.
Одна из дюжины подпольных кличек Кабира переводилась с арабского языка примерно как «Воспламеняющий». А чеченские боевики звали его за глаза Бешеным, что было даже немного ближе к истине. Его любимое развлечение представляло собой азиатский вариант «русской рулетки». Всякий раз, когда у Кабира выдавалась свободная минутка, он принимался жонглировать двумя гранатами с разогнутыми и наполовину вытащенными чеками. В тот момент, когда чека одной из «лимонок» выскакивала окончательно, Кабир успевал поймать обе гранаты, на ощупь определить взведенную и зашвырнуть ее подальше: Аллах акбар!
Поразительная реакция, учитывая то, что замедлитель горел не дольше четырех секунд. Но представления Кабира не пользовались популярностью у соратников по джихаду, особенно после того как одного из них контузило взрывом. Хаттаб тогда во всеуслышание назвал соплеменника «зубб-эль-хамиром» – «ослиным членом» – и запретил ему жонглировать гранатами в расположении отряда.
С тех пор единственными зрительницами Кабира сделались женщины, изловленные близ своих селений, а правила его игры в корне изменились. Отныне главным было не забросить гранату подальше, а запихнуть ее поглубже. Сам же Кабир должен был успеть отпрыгнуть от оглушенной жертвы подальше и вовремя скатиться под откос или упасть ничком за каменную гряду. Так он и делал, чтобы потом вновь и вновь с упоением слушать, как шуршат вокруг раскаленные осколки металла да шлепаются ошметки живой плоти. «Никуммак, – восхищенно орал в такие моменты Кабир, – ай, никуммак, акзывы сыким!»
И сейчас, пожирая глазами удаляющуюся задницу бесстыжей московской сучки, он пробормотал вполголоса приблизительно то же самое, но по-русски:
– Твою мать…
Никто этого не услышал, никто не обратил внимания на смуглого, жилистого мужчину